— Не рановато ли для визитаций? Ну да может, дело какое неотложное. Проводи князя Бориса в мой кабинет. А ты, Аннушка, — обратился Петр Антонович к дочери, — в гостиной с ним побеседуешь, я туда его пришлю.
Да что же он делает?! Не батюшка, а тот другой! Какое такое дело неотложное у него может быть кроме поисков злодейки? Три четверти часа Анна металась по маленькому зальцу, не находя себе места. Правда, памятуя наставления многоопытной графини Эрнестины, все же поднялась бегом в свою комнату, дабы переодеться в кокетливое платьице цвета бордо, хотя и не очень подходящее для утренних визитов, зато, несомненно, шедшее ей.
Наконец по анфиладе комнат зазвучали шаги, сопровождаемые позвякиванием шпор. Анна подскочила к бюро, торопливо уселась в кресло и, схватив первый попавшийся листок бумаги, начала торопливо писать.
— Аннета, — прозвучал рядом бодрый голос князя, — у тебя сегодня почтовый день? Я, верно, помешал?
— Нет, — ответила Анна, сосредоточенно водя пером и не видя перед собой ничего. — Я уже закончила.
— Аннушка, посмотри на меня, — просительно произнес Борис из-за ее плеча.
Она подняла на него глаза. Комната поплыла, но лукавые смешинки в глазах князя отрезвили ее.
— Мне кажется, — продолжил он, — что для написания письма чистый лист бумаги подошел бы более, нежели счет от портнихи.
Анна в недоумении уставилась на дело своих рук и не выдержала, расхохоталась. Со смехом уходило напряжение, тревога, неуверенность, снедавшие ее со вчерашнего вечера. Все стало на свои места.
— Да я нервничала, негодный ты человек, — еще смеясь, ответила она. — Сначала целует барышню, потом беседует тет-а-тет с ее батюшкой. Есть от чего с ума начать сходить. Что мне прикажешь думать?
— Ты все правильно поняла, моя душа. Мне необходимо с тобой поговорить об очень для меня… для нас важном, — посерьезнев, сказал Борис.
— Не томи, — почти взмолилась Анна, — иначе я от волнения впервые в жизни упаду в обморок.
Борис опустился на колено у ее ног, взял сжатые в кулачки руки в свои теплые ладони.
— Нюта, я знаю, что не достоин твоего золотого сердца, знаю, что ты привыкла ко мне, как к другу, почти брату, и все же прошу — окажи мне честь, стань моей женой, возлюбленной, матерью моих детей.
Она молчала, утонув в золотистом сиянии его глаз, потрясенная словами, которые никогда не надеялась услышать. Борис с тревогой всматривался в родное до боли лицо и торопливо заговорил, облекая в слова то, что смутно бродило в его душе в эти дни.
