Светлая деревенская улица была пуста, с реки доносились детские и женские голоса. От неугомонной светотени рябило в глазах, бык прикрывал их жесткими, как рыбий хвост, ресницами, отяжелевшая голова моталась из стороны в сторону; он даже не заметил сиганувшего через забор профессора в шортах, хотелось лечь и забыться, но, едва он подгибал ноги, новый приступ страха заставлял его встряхиваться и даже поднимал на дыбы. Древняя, наскальная красота зверя мгновенно исчезала, едва он поднимался на задних ногах: ноги оказывались слабыми, кривыми и короткими, и весь он становился похожим на огромного ребенка-дауна. Так теряли свою красоту немногочисленные в Москве темнокожие, надевая советские пальтишки и меховые шапки.
Грянул внезапный ливень, набежали с реки возбужденные мокрые дети с запыхавшимися мамами. Наткнувшись на быка, они застыли, побледнели и попятились. Бык, пришедший в себя от воды и озона, раздул ноздри, заревел и побежал в сторону леса так быстро, что казалось, будто он размахивает руками.
Это незначительное событие обсуждалось тем же вечером в бане у Митяя.
— Жаль, меня сморило после обеда, — грустно сказал Митяй, — а то бы застрелил к чертям собачьим. Сначала быка, а потом и Кольку, если б стал возникать.
— Круто, — усмехнулся Шурик, известный телеведущий.
— Правильно, — одобрил Леша Благов. — Здесь же дети.
— Дети детьми, только разбудила меня Нинка, работница. «Митяй, — кричит, — телка повесилась!» Я спросонок на нее наорал — сдурела, говорю, — а она плачет и за руку тянет. Побежал, а телка, действительно, дернулась через забор с перепугу, веревка вокруг шеи захлестнулась, уж не знаю как, — лежит возле столба и хрипит… Насилу откачал.
Леша Благов поддал пару.
— Мужики, не в кайф. Больше не надо, — попросил Митяй. — Восемьдесят градусов есть — и хватит. Мы ж не чукчи какие…
— А я люблю, — сказал Леша. — Только… Фу ты йо!
— Что такое?
— Да крестик, зараза, раскалился.
— А ты сними.
— Нехорошо, говорят…
— Ты его на лоб натяни. На волосы, — посоветовал Шурик. — Вот, как шахтерская лампочка.
— А мой ничего, — пожал плечами Митяй.
— Твой серебряный, а у меня — золото.
— Положим, у меня платина, — рассмеялся Митяй. — А слыхали, Яков Семеныч собирается церковь строить? Здесь, у нас.
— Синагогу? — спросил телеведущий.
— Почему, — вступился Леша, — он хоть и некрещеный, а мужик нормальный.
— Какой же нормальный мужик захочет церковь строить!
— Ну, не церковь, а эту… часовню. А что…
