«Похоже, что мы во что-то врезались, герр обер-лейтенант».
Ледяное спокойствие, с которым Шарновский это произнес, лишило меня дара речи. Но одно я теперь знал точно: мы все еще в воздухе. И когда я это понял, я снова сосредоточился. Хотя я дал полный газ, скорость ничуть не увеличилась, но зато альтиметр показал, что я начал набирать высоту. Пока этого было достаточно. Компас показывал точно на запад, не так уж плохо. Оставалось только надеяться, что он все еще работает. Я пристально уставился на приборы и напряг всю силу воли, стараясь загипнотизировать их. Ведь от них зависело наше спасение! Мне приходилось давить на ручку управления изо всех сил, иначе шарик авиагоризонта норовил удрать куда-то в сторону. Самолетом надо было управлять крайне осторожно, словно он был живым существом. Я должен был брать его лаской, словно заартачившуюся лошадь. Совершенно некстати вдруг вспомнился герой Карла Мая — Верная Рука, со своей старой клячей.
Шарновский прервал мои размышления:
«У нас в крыльях две дыры, а из них торчат ветки дерева. Мы также потеряли большой кусок одного элерона и посадочный закрылок».
Я осмотрелся и увидел, что мы пробили нижний слой туч и теперь летим над ними. Мы снова видели солнце! Я обнаружил, что Шарновский был совершенно прав. В обоих крыльях зияли огромные дыры, из которых высовывались какие-то зеленые веники. Про элерон и посадочный закрылок лучше было не говорить. Теперь я начал понимать, что происходит. Огромные пробоины вызвали потерю скорости, это же объясняет и потерю управляемости. Сколько еще сможет протянуть отважный Ju-87? По моим расчетам, мы находились над русской территорией примерно в 30 милях от линии фронта. Теперь и только теперь я вспомнил о своих бомбах. Я сбросил их, и лететь сразу стало легче. Обычно во время каждого вылета мы сталкивались с вражескими истребителями. Сегодня меня может сбить любой из них. Но меня спасли густые тучи, я никого не встретил. Наконец я пересек линию фронта и оказался неподалеку от нашего аэродрома.
Тут я предупредил Шарновского, чтобы он был готов выпрыгнуть с парашютом сразу, как только я обнаружу, что самолет полностью потерял управление. Я попытался восстановить в памяти те чудеса, которые продлили мне жизнь: началась буря; я сумел восстановить управление самолетом, находясь у самой земли. Именно в этот момент я пролетел над березовой рощей или между двумя отдельными березами. Именно тогда мои крылья украсили два веника. Мне еще чертовски повезло, что пробоины пришлись аккуратно по серединам крыльев, а пропеллер остался цел. В ином случае самолет обязательно потерял бы остойчивость и через пару секунд врезался бы в землю. Сохранить остойчивость и управляемость после такой передряги и дотянуть до своего аэродрома не мог никакой другой самолет, кроме Ju-87.
