Ничего не ответив на ее обвинения, он властно заявил:
— Думаю, что именно ты — вполне подходящая личность, чтобы взять «Лэмпхауз» в двадцать первый век, Оливия. Не я и, конечно, не Дейвина Легран. Я слишком старомодный и мне трудно меняться. Я хочу, чтобы ты заняла мое место во главе издательства «Новый Лэмпхауз». Твое положение младшего партнера ничего не значит. Ты — моя дочь и понимаешь в деле не меньше, если не больше, чем любой другой, включая Бэрди Гу! Кто лучше поддержит честь семьи и издательские традиции, чем моя собственная дочь, обученная от и до. Ведь лучший путь во всяком деле — это пройти его от корней до вершины! — закончил он с театральной приподнятостью.
— Я не вчера родилась, па! В тот миг, когда мне придется скрестить шпаги со Стюартом Маккензи — предвижу, что это произойдет в первый же день, когда мы окажемся за столом Совета, — я вылечу вон! Думаешь, они долго будут соблюдать такой контракт? Это Маккензи, не несущие ответственности даже в авторских контрактах? Как ты считаешь, долго я продержусь в такой атмосфере? У «Лэмпхауза» всегда был девиз: «Правда. Верность. Честь». Маккензи, признающие только деньги, опираются на сереньких людишек, которые и не подумают прислушаться к моему «внутреннему голосу» относительно автора или книги, если там не пахнет деньгами для них. Я не смогу работать под таким давлением. И я не желаю пресмыкаться перед компанией нуворишей, которые не умеют толком говорить по-английски, не говоря уже о чтении!
— Тогда, Оливия, тебе придется поискать работу редактора где-нибудь еще. «Лэмпхауз» продан со всеми потрохами, независимо от того, займешь ты место в Совете или нет.
Она не ждала снисхождения. Когда он вне себя, ничто не могло удержать его. В этом была причина и прошлых успехов, и нынешнего падения. Ее отец был слишком нестандартным, слишком «упертым» человеком. Он и в лучшие времена выделялся гордостью и упрямством, а в худшие… Об этом лучше спросить ее мать!
— Тебе решать, па, — сказала Оливия. — Я выхожу из игры. Что ты скажешь остальным служащим в понедельник — твое дело, меня там не будет. Мне кажется, ты делаешь большую ошибку. Мы как-нибудь пройдем сквозь это, без американских, канадских или даже австралийских долларов. Мы, слава Богу, британцы и находимся здесь подольше, чем любые из них.
— Мы не продержимся, вот в чем дело! Этот бизнес давно стал многонациональным, так что давай думать в нужном направлении. Ты моя козырная карта, Оливия, мое единственное дитя и наследница «Лэмпхауза». С тобой он имеет шанс выжить и войти в следующее тысячелетие; без тебя это еще одна бывшая издательская компания, ждущая конца.
