Она остановилась на пороге комнаты Бэрди.
— Отец, это шантаж!
— Возможно, но у меня нет другого выбора. «Лэмпхауз» прижат к стенке. Я надеялся, что нынче вечером ты нас вытащишь из этой ямы с развевающимися знаменами.
— Этим вечером?
— Сегодня презентация великой книги издательства «Маккензи», творения Фэй Ратленд, ты позабыла?
Да, она нарочно позабыла — у нее не было никакого желания принимать приглашение.
— Я же сказала, меня в расчет не брать. Я и в лучшие времена терпеть не могла рекламных трюков, а Фэй Ратленд, королева порно, вообще не писательница. Маккензи используют ее имя, чтобы раскрутить продажи, а ей достается куча баксов за силиконовые имплантанты.
— Ты сделаешь эту единственную вещь для «Лэмпхауза», чтобы на нас смотрели как на фирму, все еще шагающую в ногу с жизнью, а не как на погибающих?
Оливия думала ровно три секунды — она была одной из тех, кто отверг роман Фэй Ратленд «Манхэттен Мицци», написанный «негром», как слишком грязный, слишком непристойный и для «Лэмпхауза» — совершенно непечатный.
— Нет, па, ты пойдешь туда один, или возьми Дейвину, чтобы размахивать флагом перед семнадцатью с половиной миллионами Маккензи. В конце концов, ты ее сделал главным редактором — а ведь она тебе даже не дочь! — И Оливия покинула отцовский кабинет.
Есть вещи, которые принципиальная женщина не может делать. Например, лизать грязные ботинки коварного соблазнителя, в гневе думала Оливия, добираясь на метро домой, в Фулхэм. Она порылась в сумочке, ища ключ от двери, и в это время внутри зазвонил телефон. Звонить могли и ей, и Аманде, девушке, с которой она делила жилье, хотя за каждой сохранялась отдельная квартира.
Аманда работала фотомоделью в ТВ-рекламе: крем-пудра, йогурт, рыбные палочки и сухие смеси — везде она блистала. Сейчас для нее наступила эпоха молодых мам — просто потому, что она уже перевалила за двадцать шесть и набрала несколько лишних килограммов. Аманда была суперзвездой с детства, выиграв конкурс «Мисс Совершенное Мыло» в возрасте трех лет. Она надеялась вскарабкаться по рекламной лестнице к высотам бытия, лишь бы не проходить всю жизнь в домашних хозяйках, о чем исповедовалась Оливии над бутылкой вина, когда обе чувствовали себя неважно, но ее надежды быстро таяли. Это было похоже на жевательную резинку — так она говорила Оливии: чем больше надуваешь пузырь, тем громче он лопается. Когда все это минуешь, тебе предлагают всякие телесные штучки, от исправления формы губ до подтяжки грудей, а ты к этому не готова. Что видите — то имеете, сказала она своему агенту. Оливия в общем-то сочувствовала Аманде — красное вино скрепляло их дружбу, но не вполне цементировало ее. Они с Амандой всего лишь делили жилплощадь, но не вмешивались в личные дела друг друга.
