Бэрди выиграла спор с Дейвиной Легран, старшим менеджером-издателем в «Лэмпхаузе». Новый аппарат был установлен прямо под рукой сэра Гарольда, а кабинет Бэрди остался вместилищем, помимо издательских принадлежностей, всяких вещей — кофейных чашек, пакетиков сахара, чайных ложек, зубной пасты и подогреваемых щипцов для немедленной прически.
Оливия, на некоторое время сосредоточившая внимание на удивительно старомодном стиле Бэрди, вернулась в это субботнее утро и сильно нахмурилась.
— Почему это ты собираешься скучать по всем? Куда ты намылились, Бэрди Гу?
— Никуда. Никогда. Забудь, что я сказала!..
На столе Бэрди зажужжал интерком, и она подключилась к сэру Гарольду, который в третий раз раздраженно спросил:
— Моя дочь уже пришла, Бэрди?
— Да, сэр Гарольд, — она повернула лицо к Оливии, — только что пришла и отогревает озябшие руки чашкой кофе…
— Сейчас же пошлите ее ко мне, Бэрди. Я не могу болтаться здесь все утро, пока Оливия отсыпается. Мне нужно играть в гольф!
Бэрди сменила выражение лица и кивнула в сторону личных апартаментов сэра Гарольда, прошептав:
— Гольф в такую погоду?
— О да! — весело ответила Оливия. — Даже в метель — тебе бы следовало знать!
Она встала и прошла в святая святых.
— Доброе утро, папа, хотя я и не вижу ничего хорошего в такой необычной встрече дождливым субботним утром в старом Лондоне.
— Не знаю, почему тебе так чертовски весело! — проворчал он, разворачивая большое кожаное кресло, чтобы быть лицом к ней. Перед этим его взгляд был сосредоточен на высоком мрачном здании прямо перед окном — ныне заброшенном хранилище изданных, но нераспроданных книг.
— А я не знаю, почему ты унываешь, папа, — сказала Оливия подчеркнуто бодро. — Что случилось во время моего маленького путешествия во Франкфурт? У тебя опять язва разыгралась? Бедняжка, тебе надо сходить к врачу вместо того, чтобы изнурять себя гольфом.
— Оливия, я решился продать все Маккензи. Полагаю, ты должна первая об этом узнать.
Она чуть не упала на свободный стул перед его столом.
— Что?!
— Издательство Маккензи сделало мне предложение, от которого я не могу отказаться, — заявил он своим раздраженно-напыщенным тоном. Никакого хождения вокруг да около, никаких обсуждений за круглым столом — босс это босс и всегда будет боссом!
Кажется, все закружилось вокруг нее, даже ее огромных размеров отец, крепкий и лысый, производящий сильное впечатление в брюках-гольф, твидовом пиджаке, клетчатых носках и ярко-желтом джемпере. Оливии не нравился его противный темно-зеленый вязаный галстук, без сомнения изготовленный ее матерью. Его свитер был единственным ярким пятном во всей комнате. Не считая этого, отец хорошо подходил к своему окружению — все в темно-зеленых, коричневых и серых тонах, все устаревшее, как и эта викторианская гостиная. Темные, отделанные дубовыми панелями стены, тяжелые зеленые бархатные шторы с кисточками на окнах, огромный стол, обтянутый зеленой кожей, потертые коричневые кожаные кресла, множество полок с забытыми томами в кожаных переплетах… Наконец, тускло-коричневые портреты маслом его предков, высокомерно взирающих слепыми глазами на более поздние поколения Котсволдов, — и все это на продажу? Оливия поднесла руку к голове, ее мысли были в смятении.
