Изо дня в день наше кольцо вокруг еловой рощи стягивалось все туже.
Дважды мы совершали дальние вылазки в чащу. Снег хрустел под ногами. Повсюду мы видели следы сапог. Однако ни одна ветка не шевельнулась, не треснул ни один выстрел. Партизанская война была войной внезапных ударов, а не открытых сражений.
Германские войска, расквартированные недалеко от нас, могли установить контакт с противником во время этих сухих звездных ночей. И тогда черные остовы изб появлялись на фоне золотых языков пламени, а красные могли попытаться отойти в нашем направлении.
Однажды они и появились где-то около 23.00. Лежа в снегу, мы открыли огонь из пулеметов. Очереди трассирующих пуль расцвели в ночи, словно букеты диковинных цветов. В течение часа над степью метались пылающие стрелы. Наконец, убедившись в надежности нашего заграждения, красные вернулись в свои логова.
***
На северо-западной опушке леса на правом берегу Самары красные построили прочные бункеры.
Наши солдаты получили приказ атаковать вражеские позиции через замерзшую реку. Они попали под плотный огонь, как только подошли к берегу. Нашему подразделению предстояло пройти 25 метров стеклянного льда без всякого прикрытия под ураганным огнем. В этот день мы понесли серьезные потери, но бункеры были взяты, и красных вышвырнули на снег или вынудили бежать.
Русская земля приняла наших мертвых. Как много других еще падет мертвыми в снег или под сияющим солнцем, на Донце, на Дону, на Кавказе и в Эстонии? Эти первые багровые капли, рассеянные подобно лепесткам на снегу возле Самары, в своей несравненной чистоте были подобны первым лилиям и первым слезам.
***
Но мы были вынуждены оставить их могилы позади, потому что обязаны были догонять дивизию, которая спешила на фронт, точнее — на выступ в глубине Донецкого бассейна. В конце ноября, без перчаток, без зимних шапок, без полушубков, мы начали наш 200-километровый марш под ударами зимнего ветра, пронизывающего тонкие мундиры.
В конце осени 1941 года лед совершенно изменил все дороги на Донце. Реки грязи превратились в реки застывшей неровной лавы. Грязь затвердела, в то время как сотни наших грузовиков продолжали перемешивать ее. Она затвердела и превратилась в сеть каменистых гребней высотой до полуметра, похожих на черный мрамор. Эти заграждения имели ширину от 20 до 30 метров, и их прорезали глубокие колеи.
Отправлять обычную машину по таким колеям было совершено бесполезно. Пассажирский автомобиль разбил бы свой бензобак уже на первом километре. Только тяжелые грузовики и вездеходы с высоко расположенными осями имели шанс проехать по этой подмерзшей корке. Лишь они могли перебраться через расселины.
