— Поровней выкладывай, Максимыч. Не люблю я кривых поленниц. Я все люблю красивое… Может, потому и в напарники тебя позвала.
Ларион бросил полено и шагнул к Варе.
— Ты погоди… Вперед норму нам надо исполнить. Делу время, а потехе-то час…
— Вот я и вижу, что тебе потеха, — нахмурился Ларион и, отвернувшись, стал быстро швырять поленья.
Она видела, как он напряжен и как устал, как сбит с толку ее намеками. А что ей было делать? Сейчас кинуться к нему?..
Лес слился стеной, небо наверху стало густо-синее, без единой звезды. А по сугробам так и двигался мороз.
Поленница в шесть кубометров была выложена полено в полено.
— Сто пятьдесят процентов, — тихо сказала Варя. — Теперь… теперь и целоваться можно…
Вокруг не было никого, костры давно загасли. Варя быстро расстегнула полушубок, распахнула полы, и Ларион тесно прижался к ее теплой, твердой груди. Щеки Варины были с морозцем, а губы жгли. Вся она пахла снегом, елью, смолёвым дымком костра.
— Куда ж ты?.. — спросила она шепотом, когда Ларион оторвался, чтобы перевести дух. — Погоди, дай-ка рученьку твою родимую погрею!..
Она дышала ему теплом в самое лицо.
— Ох, Ларька, милый мой!.. Пропали мы!.. Что делать-то будем?
Видно, давно уже не касался Ларион теплого, живого тела: он будто летел куда-то.
В зимовье они возвращались уже в полной темноте, проваливаясь в снег и оба чуть не падая.
— Ступай, Ларя, вперед. А я минут через пяток: чтобы не вместе.
Их, конечно, «засекли»; уже на другой день Варя заметила, что за ними следят. То одна баба, то другая, словно невзначай или заблудившись, бегут через их делянку. Остановятся и посмотрят, как они здесь с Ларионом вдвоем. Варя теперь и огня не раскладывала до самого вечера, чтобы не шлялись то погреться, то за угольком. Только окончив работу, они с Ларионом собирали сучки, жгли их и, схоронившись за яркое пламя целовались.
— Захочешь согрешить, так ведь не дадут добрые люди! — улыбаясь и чуть не плача, говорила Варя. — Ну ничего, Ларька, скоро и домой!
Задание, которое им было положено, они нарубили за пять дней. Последний день работали как звери: спешили домой, зная, что там первая же ночь их спрячет от чужих глаз. О том, что будет дальше, им сейчас думать не хотелось, да и страшно было.
Они оба очень устали: четыре ночи, которые ночевали в этом лесном зимовье, они провели почти без сна. Можно ли уснуть, когда слышишь дыхание, но не смеешь протянуть руку, чтобы дотронуться? Холод, сухой хлеб вместо обеда, отчаянные объятия под треск костра и тут же работа, работа: визг пилы, стук топора, хряск сучьев…
