— А не боитесь, товарищ бригадир, что в отстающие со мной попадете?
Варя бодрилась:
— Да уж не сомневайся, со мной такого не бывало. У меня тятя лесоруб, я под елкой выросла!..
Кто-то сказал назидательно:
— Гляди, Павел твой приедет да вам обоим за эту елку шишек наклеит. Он у тебя мужик взгальный: примется трепать, пыль пойдет!
— А это уж забота не ваша, — резко сказала Варя. — Кого не целуют, тот и губы не подставляй.
…Белый лес стоял стенкой. Из-за голых берез чуть проглядывал желток солнца, словно его кто-то бросил в холодное небо. Не видно ни следа, ни зверушечьей лапки на снегу — все попряталось, затаилось.
Варя несла пилу-восьмичетвертовку. Лариону дала два топора. Оглядевшись, сказала тихо:
— Пойдем подальше. Тут лесорубы-то собрались, — Тюха с матюхой. Того и гляди, лесиной раздавят. А нам с тобой еще жить не надоело. Верно?..
Они долго шагали по сугробам, а с потревоженных елок сыпался им на лицо обжигающий снег. Наконец Варя остановилась на большой белой поляне.
— Нравится тебе здесь, Максимыч?
— Ты тут, — значит, хорошо, — коротко сказал Ларион.
Он вытащил из-за пояса топор, подсек первую березу. Она была ровная и белая, как восковая свеча. Еловая поросль вокруг туманилась инеем.
Они пилили быстро, не разгибаясь. Береза с легким шорохом пошла вниз, хлестнула вершиной по снегу, подняла целую метель.
— Одна есть, — переведя дух, сказала Варя и пристально посмотрела на Лариона. — Ну, давай еще.
Они свалили семь штук, обрубили вершины. Варя стала разводить костер. Извела одну только спичку, и взвихрилось пламя.
— Погрей руку-то, — позвала она Лариона. И он, оглянувшись, подошел к ее костру.
Долго им быть вдвоем не пришлось: на яркий огонь тут же сбежались все озябшие с других делянок.
— А мы к вашему огоньку!..
— Свой раскладать надо, — сурово бросила Варя.
— Чай, тебе жару-то не убудет. Не задавайся, Касьяновна. Напарничка себе баского выбрала, а молодые мужики, они сердитых баб не любят.
Варя отвернулась, молча взялась за топор. Тихо сказала Лариону:
— Никуда — от них, сплетниц, не спрячешься… Во всякое дело лезут. Поди, Максимыч, развороши огонь, будто невзначай. Свидетелей нам тут с тобой не надо.
Сердце у нее колотилось тревожно, но росло упрямство: вот нет же, не побоюсь, коли так!.. Идите, глядите!
— Бери пилу-то, — справившись с волнением, сказала она Лариону, который стоял в нерешительности, какой-то смятый, взъерошенный.
Больше они в этот день не отдыхали. Обедать в зимовье не пошли, поели хлеба и испекли в золе картошку. А мороз жал. От одного удара колуном дрова разлетались, как стекло.
