Исповедь потрошителя | страница 25



Поэтому мальчик, пробравшийся ночью в конюшню чтобы нанести коню тяжелую рану, заинтересовал его чрезвычайно. Но теперь мальчишка совсем не походил на злодея, одержимого местью. Лишь на мгновение из-за маски испуганного ребенка выглянуло совсем другое лицо — жестокое, коварное и довольное собой. Кто же это был?

— Если это сделал не ты, то кто тогда? — спросил Диккенс.

Берти колебался. Он уже понял, что взрослые и слышать не хотят про мальчика-из-темноты. Что их злит само упоминание «несуществующего» виновника странных событий. Но с другой стороны, если все равно отдуваться придется ему, то почему бы не попытаться еще раз рассказать все как есть? Тем более что если и был где-то человек, способный поверить в невероятное, то это был Чарльз Диккенс.

От писателя не укрылись сомнения, отразившиеся на лице ночного гостя.

— Говори смелее,— приободрил он. — Я не стану тебя ругать.

Мальчик-из-темноты гадко захихикал где-то в глубине его разума, уверенный в собственной безнаказанности и этот торжествующий смех подействовал на Берти сильнее, чем обещания писателя. Захлебываясь слезами, запинаясь и с трудом находя слова, не надеясь быть услышанным и понятым, он выложил Чарльзу Диккенсу все как на духу.

Хозяин Гэдсхилл-Плэйс слушал не перебивая. Его трубка погасла, но он даже не заметил этого. Рассказ мальчишки был невероятен и при этом пронзительно чистосердечен.

— Он слышит нас и сейчас? — спросил Диккенс, когда история была закончена.

— Слышит, сэр.

— А он может ответить?

— Только если захочет. Но со взрослыми он обычно не разговаривает.

— Как ты думаешь, если я его попрошу, он согласится?

— Не знаю, сэр.

Глаза у писателя горели. Он то присаживался на краешек кресла, то вновь вскакивал, теребил бороду, дважды доставал из кармашка халата часы-луковицу и прятал назад.

— Как ты его называешь? Мальчик-из-темноты?

— Иногда — так, а иногда — Мясник.

— Мясник? — Диккенса слегка передернуло, но он быстро овладел собой и даже криво улыбнулся. — Ну что же, довольно метко, в образности тебе не откажешь. С твоего позволения, я попробую с ним поговорить.

Берти ничего не оставалось, как кивнуть. Писатель сел в свое кресло, сложил руки на коленях и посмотрел прямо в глаза гостя.

— Ты слышишь меня, мальчик-из-темноты?

Ответом ему было молчание. Диккенс подождал несколько секунд и повторил свой вопрос. И вновь безрезультатно. Тогда писатель решил сменить тактику.

— Если ты согласишься поговорить со мной, я дам тебе гинею.