Ее ожидания оправдались. Берт проснулся после полудня и не только не выразил недовольства ее самоуправством, но даже рассыпался в благодарностях. На еду он набросился с большим аппетитом. Но, несмотря на отменный аппетит нового знакомого, Мэри заметила, что мыслями он был где-то не здесь. Раненый время от времени печально хмурился и вздыхал, словно его грызли куда более серьезные заботы, нежели голод и физические страдания.
Насытившись, Берт поинтересовался здоровьем ребенка и, получив успокоительный ответ, занялся собой. Морщась и шипя от боли, он заново обработал раны и с помощью специальной иглы наложил свежие швы. Во время этой операции Мэри обратила внимание на странное украшение доктора — болтающуюся на запястье металлическую фигурку медузы. Фигурка явно мешала Берту, но, похоже, снимать ее он не собирался. Вторая операция за сутки, да еще выполненная на самом себе, истощила силы доктора. Он вновь заснул.
Наконец и сама Мэри могла отдохнуть. Минувшей ночью она пережила величайшее потрясение в своей жизни и с тех пор так и не сомкнула глаз. Свернувшись калачиком на полу у импровизированной колыбели Кея, она тоже уснула.
К вечеру Берт почувствовал себя хуже. Несмотря на принятые меры, обе раны все же воспалились. Поднялась температура, и следующее утро Берти встретил в бреду. Он метался в кровати, обливаясь потом, выкрикивал проклятия в адрес Мясника и какого-то Короля-Медузы, просил прощения у неведомых людей, звал маму и умолял помочь некоего Чарльза Диккенса.
Мэри не решилась звать доктора в свою лачугу, понимая, что ее нового друга могут разыскивать. Тем не менее, она съездила в аптеку и купила какие-то порошки, которые, следуя подробным инструкциям аптекаря, три раза в день заставляла принимать больного. Повязки на груди и руке она меняла, продолжая смачивать сделанным еще Бертом раствором.
На четвертый день к вечеру дело пошло на поправку. Температура спала, Берт пришел в себя. Он испуганно уставился на Мэри и первым делом спросил:
— Я ничего не натворил?
Девушка, которая за прошедшие дни не раз выносила за новым другом поганое ведро, которая одевала и переодевала его в купленные у старьевщика обноски, сидела у постели, положив руку на горячий лоб и шепча успокоительные слова, лишь улыбнулась. Что он мог натворить после того, как спас ее маленького Кея от смерти, а ее саму от гораздо более страшного — вечных мук в аду?..
Но Берт не успокаивался.
— Ответьте мне,— горячо попросил он. — Мои глаза — они не меняли цвет?
