Американская оккупация | страница 41
Вот что такое нирвана — это сон, который знает, что его никто не видит.
Патрик Карьон был с матерью в Париже и по случаю купил на блошином рынке Сент-Уана старинный железный гасильник с тремя колпачками.
На следующий день он подарил его Риделлу.
Риделл, набросив пальто на голое тело, размахивал подарком и танцевал от радости в гараже Антуана.
Патрик Карьон, влюбленный в джазовые ритмы, целыми днями упражнялся на ударных в бывшем приюте скаутов у кюре. Он виделся с Труди ровно столько времени, сколько требовалось, чтобы попытаться ею овладеть, потерпеть очередное фиаско и не думать о Мари-Жозе. Риделл же предпочитал женщинам дружбу с Маллером. Женщины, говорил он, это существа с неполными, несовершенными телами, они пришли из другого мира, чтобы лгать и пожирать. Два года назад, в 1957-м, при строительстве дороги на плотине через Луару в Клери, рабочие обнаружили под древним дольменом останки женщины мадленской культуры[29] осыпанные красной охрой. Шею скелета украшало ожерелье из пятидесяти клыков.
Весь май они частенько играли в кафе или на американской базе. В такие вечера Риделл и Маллер ждали Патрика Карьона возле дома кюре, а если он был на занятиях, сами погружали его инструменты в фургончик и ехали к лицею, чтобы встретиться у будки привратника.
Патрик торопливо, расталкивая школьников, выбегал из ворот, швырял свою велосипедную сумку с книгами в кузов, где уже стояли ударные и контрабас, а сам забирался в кабину «аварийки».
Здесь он стягивал галстук, расстегивал ворот рубашки и отказывался от сигарет и «косячков» Риделла.
Он сам поражался своим успехам в игре. Порой его осеняло подлинное вдохновение. Однажды в субботу, 23 мая 1959 года, когда они играли в солдатском баре малым составом — с саксофонистом Мелом, трубачом Огастосом, Риделлом и Малером, — Огастос резко оборвал соло на трубе, предоставив Патрику играть одному.
И Патрик задал жару.
Весь зал умолк, слушая его. Потом взорвался аплодисментами. Под конец импровизации Огастос стащил с головы красную вязаную шапочку, с которой никогда не расставался, и бросил ее Патрику в знак восхищения. Зал был битком набит солдатами. Они свистели, орали, бурно аплодировали.
Справа, за одним из столиков для белых, сидели сержант Уилбер, лейтенант Уодд с женой, Труди и Мари-Жозе. Они тоже вскочили и кричали «браво».
Патрик залился счастливым румянцем. Он стоял в глубине этого жестяного барака и неловко вытирал вспотевшие ладони о джинсы. Не решаясь взглянуть на восторженных слушателей, он поднял глаза к потолку, где среди неоновых ламп красовались рекламы пива