И с этим покинула палату.
У меня болел живот, но я уже решила больше ничего не просить. Вместо этого я кое-как умылась водой из маленькой миски, что мне принесли, оделась и стала ждать прихода врача, который делал мне операцию.
Когда врач в сопровождении медсестры вошел в палату, он едва взглянул на меня и даже не спросил, как я себя чувствую. Он просто сообщил, что я могу идти. Подхватив свой саквояж, я вышла из госпиталя и направилась к автобусной остановке.
Что-то разбудило меня, но за окном моей спальни была лишь темнота, в комнате – тишина, и я никак не могла понять, что же меня беспокоит. Сознание отчаянно пыталось проснуться, призывая к этому и мое тело. И тут я почувствовала это: липкое тепло между ног. Я сунула руку в пижамные брюки, и она стала теплой и влажной. Во мне поднялась паника, и я, соскочив с кровати на линолеум пола, шатаясь, двинулась к выключателю.
Желтое сияние тусклой электрической лампочки осветило мою постель. Лужица темно-красной крови растеклась по простыне. Ничего не понимая, я посмотрела на свои пижамные брюки и увидела, что они тоже в крови. Как и мои пальцы, только что коснувшиеся тела. Я почувствовала, как кровь струится по ногам, и закричала, призывая на помощь маму.
Она тут же прибежала, одним взглядом оценила обстановку и велела мне лечь в постель. Потом появился отец, полусонный, в мятой пижаме.
– В чем дело? Что за шум? – пробормотал он.
С отвращением мать показала на меня.
– Нужно вызвать «скорую», – сказал он ей, и я различила нотки страха в его голосе.
– Я позвоню доктору, – ответила она. – Он скажет, что делать.
Я смутно слышала, как мать спускается по лестнице, а потом говорит с кем-то по телефону. Вскоре сквозь пелену густого тумана прорвался голос доктора. Открыв глаза, я увидела его неясные очертания. Как будто во сне звучал их шепот, проникая в мои уши, заполоняя сознание.
– Дело плохо, – произнес голос доктора. – Ее нужно отправить в госпиталь. Тебе, Рут, выбирать в какой. В наш, городской, или туда, где ей делали операцию?
Я почти физически ощущала повисшее тягостное молчание, и вот снова заговорила мать:
– Туда, где делали операцию.
Потом голоса удалились, и я провалилась в ватную пелену неопределенности: вроде бы и не спала, но и не бодрствовала, хотя и различала движение вокруг себя. Я слышала, как мама попросила отца уйти к себе в спальню, слышала голос доктора, который говорил с ней за дверью моей комнаты, и отчетливо понимала, что умираю.
