Быстрым шагом я направился к своему вагону: помочь Николаю я не в силах, даром что конунг. В отряде, как и в Джунглях, — каждый сам за себя.
Отворив дверь, я замер: в мое краткое отсутствие кто-то побывал в вагоне.
Сердце гадко заныло: на месте сейфа раскуроченные доски с хищно торчащими гвоздями —похоже, сейф отодрали от пола одним рывком.
— Шрам! Е…ть его душу, это Шрам!
Поднимать общую тревогу я не решился, хотя соблазн был.
Переоценить потерю невозможно: без кокаина отряд неуправляем. Каждое удачное действие, каждое попадание в цель должно оплачиваться дозой —таков неписаный закон. Кокаин —бог и демон отряда, мерило всего и вся…
Несколько темных фигур маячили передо мной в поднимаемой ветром снежной свистопляске. Стрелки, вырванные приказом из жарко натопленных вагонов, свирепо матерились, то и дело посылая в «молоко» очереди из автоматов.
— Хер мы его найдем, — грубый голос справа от меня, кажется, Осама. — Вспорхнул, гнида, на дерево.
— Смотри, а то сядет на шею —простужено отозвался кто-то.
— Прекратить трёп, — крикнул я, отгораживаясь от слепящего снега воротником куртки.
Черт подери, какой ветрище, даже здесь, в лесу, продувает. Шрам, будь он неладен. Впрочем, и сам молодец —угораздило же не запереть вагон с кокаином…
— Конунг!
Я побежал на голос, придерживая автомат у бедра. Ноги утопали в снегу, деревья, баюкая, раскачивали черноту ночи.
— Сюда, конунг, — облепленный снегом силуэт возник передо мной.
— Ты, Николай? — я узнал слабосильного, нерасторопного работника продвагона. Узнав, удивился: на зов положено явиться Машеньке.
— Конунг?
— Да?
— Посмотри.
В голосе Николая звенело торжество. И было отчего.
На дне кустистой ложбинки, распластав руки и ноги, навзничь лежал Шрам. Неподалеку от его головы чернел сейф.
Я бросился со склона по сугробам, проваливаясь по колено.
На сейфе вмятины от яростных ударов, но дверца цела. Этому ублюдку не удалось добраться до моего кокаина.
Я выругался, пнув лохматую голову Шрама. Кожица на виске лопнула, закапала кровь. Игрок застонал, но не очнулся, и глаза его остались все такими же застывшими.
— Молодчага, Николай. Дурь заработал.
Я вытер лоб комком снега.
— Где запропастились эти долб…бы? Ну-ка, свистни.
Николай не торопился снять с шеи алюминиевый свисток и созвать группу.
— Слышишь ты?
Он вдруг заговорил —прерывающимся зябким голосом.
— Конунг, мне не нужна дурь. Я, это самое, хотел бы… Ну… уволиться из продвагона.
Я посмотрел в лицо Николая —ни синяка, ни кровоподтека. Машенька умеет бить так, что следы побоев видны лишь жертве.
