— Ну какое нахальство, Ольга Ивановна? — с невозмутимым и невинным видом пожал плечами Бес. — Это не нахальство, а, можно сказать, закон ремесла. По должности полагается. Коли уж мы разбойнички, как-то испокон веков и положено господ прохожих и проезжающих без церемоний брать за шкирку да избавлять от всего лишнего…
— Вынуждена вас разочаровать, — в тон ему ответила Ольга. — При мне ни денег, ни драгоценностей, разве что сережки… Можете снять, если уж так приспичило.
— Что снять, а что оставить, я уже сам разберусь, — заверил Бес, окинув девушку взглядом, который ей крайне не понравился. — Может, сначала развлечемся приятной беседой? — Он протянул руку, потеребил рукав Ольгиного кафтанчика. — Приметная одежка, и конь приметный… Это не вы ль вчера, милая барышня, и с пистолета ночью палили, да так ловко, что человека до смерти застрелили? Хороший был человек, можно сказать, моя правая рука, так что отсекли вы мне правую рученьку, в переносном смысле выражаясь… Нехорошо, ай, нехорошо, а еще барышня из приличного дома… Совесть не мучает?
— С какой стати? — Ольга вскинула голову. — Я вас не просила за мной гнаться… и уж тем более палить по мне из ружей.
— Да где ж по тебе, — угрюмо сказал один. — Я по коню целил, не бреши…
— А какая разница?
— А я-то думаю, что за стрелок лихой попался, — продолжал Бес. — А это Ольга Ивановна изволили пистолетом окаянствовать. Нехорошо…
— Что вам нужно? — резко бросила она, стараясь не поддаваться страху.
— Да что ты, атаман, с ней церемонии разводишь? — нетерпеливо рявкнул кто-то. — Такого парня загубила, тварюшка мелкая… До печенки ей ножичком дотянуться, вот и весь сказ…
— Только приголубить сначала, — поддержал другой, столь же неприязненный голос. — Чего добру пропадать? А потом, конечно, можно и ножичком пошарить меж ребрышек…
Бес, чуть повернув голову, сказал непререкаемым тоном:
— Если какая неотесанная скотина еще раз вмешается в беседу мою с благородной барышней, так о березу шваркну, что всякая охота пропадет невоспитанность показывать…
Отставив ногу в начищенном сапоге, он полез в карман, извлек овальную табакерку, всю в разноцветных эмалях, подцепил двумя пальцами понюшку табаку и сосредоточенно, едва ли не священнодействуя, зарядил обе ноздри. Постоял, будто прислушиваясь к чему-то, потом его лицо исказила гримаса, и он оглушительно, с удовольствием чихнул. Несмотря на нехорошую серьезность ситуации, Ольга не сводила глаз с табакерки — интересно, правда или все же врут?
