А вечером, когда ему надо было ехать на машине домой, он повернул ключ зажигания, без всякой цели, без прощальных объятий, про которые поется в песнях моряков, он просто поехал вперед, через бордюр набережной.
Сеньора, ты в этом желаешь меня убедить? Чтобы я поверила, будто бабушка и Аксель были такими же унылыми неудачниками, как все? Что да, они прожили вместе тридцать лет, но это были сплошные серые будни, в которых накрепко укоренилось равнодушие. Что бабушка прояви ла малодушие, потому и решила наверстать упущенное безумными поступками. Сразу, как только наконец стала свободной.
По-твоему, любовь, которая освобождает и преображает человека, – это выдумка, сказочки для заплаканных детишек?
Мне очень трудно смириться с такой точкой зрения. Принять другой вариант любви.
Вариант любви моих родителей. Друзья до брака, друзья после. Здравомыслящие люди, я – дитя, порожденное их чертовым здравомыслием. Мы все вместе праздновали Рождество и тогда, когда мама и папа уже были в разводе. Для них то, что они уже не семья, не имело никакого значения.
А для меня?
А я должна верить в любовь, Сеньора, верить так, чтобы сердце истекало кровью.
Верить только тебе я не могу. Не могу я верить, что все, что ты мне нашептываешь, – истинная правда. Иногда мне кажется, что тебе просто хочется, чтобы я отказалась от всего и всех, чтобы общалась только с тобой. Но ты ведь понимаешь, я не могу все время ходить кругами, мысленно разговаривая только с тобой, так можно сойти с ума, а я не желаю быть чокнутой.
И разумеется, я очень боюсь остаться одна. В этом ведь нет ничего такого? Это ведь не означает, что я малодушная трусиха?
* * *
Первая оттепель, на улице слякотно, сыро. Но солнечно, пахнет весной. Блондинка со стрижкой а-ля паж, которая сейчас вставляет ключ в замок, слишком тепло одета.
– Сними сапожки, – просит она Йенни, когда они входят в прихожую. Прихожая довольно маленькая, зато с высоким потолком и двойными стеклянными дверями, Жанетт всегда мечтала о таких.
– А где их поставить? – спрашивает Йенни оглядываясь.
– Вот сюда, на газету.
И они входят в квартиру.
Пол светлый, из сосны. Кухню можно облицевать клинкером, думает Жанетт. Окна белые, высокие, выходят во двор, но комната не темная, совсем наоборот.
– Ну вот, Йенни, мы с дедом скоро перевезем сюда все вещи, пальмы на подоконниках, диван там в углу, а здесь, – Жанетт тащит дочку за собой через гостиную, та едва за ней успевает, – твоя комната, твоя собственная, ты сама можешь выбрать себе обои! Ну разве не замечательно!
