Посылали несколько раз хозяина к затворникам. Он лазил несколько раз в потайной ход, и мы его томительно ждали. Вылезал и говорил, что сейчас они начнут выходить. Но духов не было. Тогда готовили всё для взрыва, и он снова залезал в нору и снова вёл переговоры.
Для меня всё было новым и в высшей степени тревожным. Очень боялся первого столкновения с врагом. Через некоторое время они стали выползать, обдолбленные, с осоловевшими глазами. Мы ставили их к стенке. Один из душман в синем пиджаке качнулся в мою сторону. Глаза его были мутными, он широко раскрыл руки как для объятия и с пьяной улыбкой шагнул в мою сторону. У меня все нервные струны были натянуты до предела, и я испугался, что это отчаянная попытка прорыва, и изо всей силы ударил прикладом автомата в лицо.
Удар откинул духа, но не сбил с ног, выражение его лица моментально изменилось, он с ненавистью и страхом, потирая лицо, отступил к стене. Какой-то офицер прикрикнул на меня: «Спокойнее! Не надо бить!».
Мне всё равно было страшно, в сравнительно небольшой комнате оставалось трое вооружённых солдат вместе со мной, два офицера и переводчик, а напротив 17 душман, и нас разделяло несколько шагов. Казалось, что духи ещё смогут максимально «продать» свои жизни, прихватив с собою наши. Офицеры не были готовы к внезапной атаке, или нарочно демонстрировали беспечность и спокойствие. Мы были готовы, но нас было мало, а душман много, для того чтобы задавить нас собственным мясом и задушить голыми руками. Впрочем, их особенно и не обыскивали. Тут же выяснилось, что все они не местные, и только вчера прибыли из Ирана.
Наконец-то их стали выводить, и камень упал у меня с души, когда они все вышли во двор. Хозяину объявили о том, что за укрытие душман его дом будет взорван и у него есть несколько минут, чтобы забрать самое необходимое. Мне приглянулось большое махровое полотенце, которое висело на гвоздике, вбитом в косяк, но молодая женщина, перехватив мой вожделенный взгляд, быстро сорвала его и убежала в другие комнаты.
Старуха.
Мне приказали нести тротил. Быстро выбежал во двор и выскочил к БМРке. Отвязал привязанный к броне ящик тротила и понёс его в дом. Когда шёл по комнатам, то навстречу мне бежали женщины и старики, собиравшие пожитки. В одной комнате в углу сидела скрюченная старуха, прямо на полу, подогнув под себя ноги. С большим трудом, поворачивая голову, и сильно кося глаза, пристально наблюдала за происходящим. Взгляд у неё был цепким и зорким, и она внимательно и строго проводила меня глазами.
