- Зачем на меня?
- Вы Андрей и он Андрей... «Как-то раз Андрюша Боре коробок пустой проспорил...» Вы разве не себя маленького представляли?
- Да нет, конечно.
- А мне кажется, он на вас очень похож, на маленького...
- Подождите. Здесь три персонажа: Боря, Андрюша и их общий друг, от лица которого ведется повествование, он обозначен местоимением «я». «Ну а я клевал пшено. Курам не было смешно». Следуя вашей логике, этот «я» должен быть похож на меня, а не Андрюша.
- Хочу возразить, - не согласился Бархатов. - Что мы имеем? «Мы вчера смешили кур. Был петух куриный хмур. Нес Андрюша петуху откровенно чепуху. Боря, сидя на дровах, все кудахтал: куд-кудах. Ну а я клевал пшено. Курам не было смешно». Во-первых, этот субъект, этот лирический герой, этот повествователь... назовите его как угодно... обозначает себя местоимением «я» отнюдь не везде. Здесь да, не спорю. А вот в стихотворении про козликов его вообще нет... и про спичечный коробок тоже. Совершенно очевидно, он личность условная. Мы с вами договорились его не изображать. Пусть читатель отождествляет с ним себя. А читателя на наших картинках быть не может. Значит свое условное «я» вы делегируете непосредственно читателю. Но это же не вы, «я» - это «он», читатель. А вы - другой.
- Андрюша?
- Да, и это - во-вторых. Вы Андрюша. Друг Бори и читателя.
- Но почему именно Андрюша? Почему я не Боря?
- Потому что вас зовут Андрей Андреевич. Мне показалось, тут подсказка. Странно, что я ошибся. Но тогда зачем называть персонаж своим именем?
- Да что ж туг такого? Обычное имя. В размер укладывается.
- То есть Андрюша это не вы?
- Конечно, нет!
- Странно, - сказал Бархатов. - То есть вы не хотите, чтобы Андрюша был на вас похож?
- Я о другом, Петр Никифорович. Мы с вами не первый раз встречаемся. Мне в издательстве сказали, что все зависит от вас. Как вы закончите, сразу и издадут. А вы уже по восьмому разу переделываете. Мне очень нравятся ваши иллюстрации, но давайте на чем-нибудь остановимся, наконец. Боря и без берета хорош. Он в издательстве всем понравился. И Андрюша. И козлики. Давайте оставим, как было.
- Мачо, бам!
Мачо подпрыгнула и сделала сальто.
- Знаете, Андрей, у меня не то, чтобы большой, у меня очень большой опыт работы с детской книгой. Я работал с корифеями. Я работал во времена легендарные. За мной школа, за мной традиция, за мной понимание самого существа детской книги. Когда мы приносили наши иллюстрации в «Костер», их обсуждали на редсовете - в нашем присутствии. И любая деталь, любой штрих мог стать предметом ожесточенных споров. Ценился авторский стиль. Знали цену и фантазии, и тому, что есть достоверность. Вот был Горлит, другим словом, цензура. В редакцию возвратили из Горлита рисунок, мой рисунок, с предписанием переделать. Девочка по снегу идет. Почему возвратили? Думаете, потому что без пионерского галстука девочка? Или потому что церквушку с крестами вдали нарисовал? Нет: Андрей. Потому что девочка в шубке, Андрей. А из рукавов у нее варежки на резинках. И обе варежки на одну руку! На одну руку нарисовал! Никто не заметил. Я не заметил. Редсовет не заметил. А там заметили. В цензуре!
