И положил мне на живот это «что-то».
Оказавшееся окровавленным человеческим сердцем.
Вот этого вынести я уже не смогла. Меня буквально смело с возвышения, на которое взгромоздили мое многострадальное тело, сердце с отвратительным хлюпом шлепнулось на пол, а я…
Если вы думаете, что, визжа и подвывая от страха, колотилась ошалевшей бабочкой в дверь, так вот нет! Я вообще никогда не верещу и не ношусь, кудахча и роняя перья. И терпеть не могу, когда в фильмах постоянно показывают вечно все портящих истероидных баб. Это, по мнению мужской половины человечества, и есть типично женское поведение в экстремальной ситуации.
Нет, друзья мои, типично женское поведение – действия Рипли, героини Сигурни Уивер в трилогии «Чужие». А описываемое раньше – бабский вариант.
Эх, мне бы огнемет сейчас, хоть самый завалященький, производства Крыжопольской огнеметной фабрики! Или автомат. Пистолет? Нож, в конце концов!
Но под рукой, вернее, на руках только ногти. Зато здоровые, ухоженные, от соленой морской воды приобретшие твердость стали. Их я и пустила в ход.
Я ведь упоминала уже, что я кошка по гороскопу? Так вот сейчас милейший Паскаль убедился в этом на собственной шкуре. Причем в прямом смысле слова, шкуру (в основном на гнусной роже) я мерзье успела попортить вполне достойно, пока оторопевший от непонятного поведения объекта колдун сообразил, что, собственно, происходит.
Вполне вероятно, он просто не мог сразу выйти из ритуального транса, не знаю, но секунд сорок Дюбуа был в полном моем распоряжении.
А потом количество повреждений на моем теле увеличилось где-то на четверть. Или на треть? Не знаю, но было больно. Особенно когда пинают ногами. Хорошо, хоть ноги у мерзье были босые. Зато вонючие.
Судя по его выкрикам, рассвирепел Дюбуа не столько из-за расцарапанной морды, сколько из-за прерванного ритуала. Что-то у него не сложилось с душой жертвы, кажется, она отправилась вовсе не туда, куда направлял ее колдун. И это привело мерзье в бешенство, да так, в бешенстве, и оставило. Наверное, ослепленный яростью Дюбуа забил бы меня насмерть, не помешай ему Франсуа.
Парнишка повис у колдуна на плечах и что-то закричал перекошенному уроду прямо в ухо. Я смогла разобрать только имя моей дочери.
Которое подействовало на Дюбуа, словно шампунь с ментолом. Охлаждающе.
Колдун, тяжело дыша, прекратил меня топтать и, сузив налитые кровью глаза, пару мгновений разглядывал дело ног своих. Затем присел на корточки и, наклонившись над моим лицом, процедил:
