Легкий кивок хозяина, и охранники сплоченной кучкой рванули к эпицентру скандала. Женские вопли усилились, в распахнувшиеся ворота въехала наша машина, и я успела заметить, как подручные Дюбуа довольно бесцеремонно запихивают в такси разъяренную блондинку.
А потом ворота снова закрылись. Машина тем временем подъехала к дому, остановилась, и из нее вышел… нет, вышло тело моего мужа. Ведь мерзье сам признался, что проделал с Лешкой ту же гнусность, что и со мной. А значит, где-то в доме стоит стеклянная тюрьма моего мужа.
Родной мой, как же тебе тяжело сейчас! Если меня Дюбуа пока повсюду таскает с собой, то ты даже не знаешь, что произошло. А если знаешь, то маешься от бессилия и неизвестности – что с нами сейчас?
Тело Майорова открыло багажник и начало выгружать наши вещи.
– Алекс, иди сюда! Вещи заберут другие! – раздраженно гаркнул Дюбуа. – Что там за крики были?
– Извини, хозяин, – монотонный голос «Майорова» напоминал сейчас жужжание бормашины, – это одна из моих фанаток. Увидела меня возле отеля, попробовала пристать там, но я не стал с ней разговаривать и уехал. Думал, она отвяжется, но женщина проследила за мной на такси и у ворот опять привязалась. Хотела, чтобы я осенью спел на ее дне рождения. Предлагала миллион.
– Чего миллион? – заинтересовался Дюбуа. – Серьезно? – Брови мерзье подпрыгнули вверх. – Ты столько стоишь?
– Нет. Просто я не пою на частных вечеринках, женщина это знает, поэтому назвала беспроигрышную, на ее взгляд, сумму.
– М-да, жаль, что теперь из тебя певец никудышный, – сожалеюще прищелкнул языком Дюбуа, – такие деньги нам бы не помешали. Ну да ладно, главное твое богатство, дочь, я получил, а банковские счета и недвижимость станут приятным дополнением.
– Да, хозяин.
– Так, вот твоя жена, уведи ее пока в комнату, вечером пришлешь в мою спальню. Ты слышал?
– Да, хозяин, – слаженный дуэт чугунных болванок, покорно покатившихся в дом.
– Ну что, женщина, – бутылка снова транслировала крупный план гнусной рожи, – я решил не прятать тебя, как твоего мужа, ты будешь до самого обряда воссоединения со мной. Я знаю, как тебя там корежит от одной мысли, что я буду с тобой делать ночью, а когда ты это увидишь! – Улыбка стала еще отвратительнее. – Душевное насилие гораздо приятнее физического, оно приносит больше темных сил.
Да что же это такое, а? Тебе что, сволочь, баб мало? Вон их тут сколько, у бассейна совсем молоденькая хорошенькая мулаточка лежит в шезлонге, что ты ко мне-то привязался? Как мне потом жить с оскверненным телом?
