Дюбуа, поначалу снисходительно наблюдавший за беготней, постепенно начал проявлять признаки нетерпения. В отличие от первичных половых эти признаки отличались разнообразием вариантов: выцветание пятен на физиономии, раздувание ноздрей, нахмуривание бровей… Так, что-то явно забыла. О, вспомнила – выпучивание глаз.
А теперь соедините все эти признаки, получше рассмотрите то, что получилось, и немедленно примите успокоительное.
Отвратное создание подошло ко мне, взяло в руки бутылку и высоко подняло ее над головой:
– Ника! Смотри!
Малышка оглянулась, не прекращая игры в догонялки, автоматически огрызнулась: «Сам ты лук!» (английское «смотри» звучит «лук») – и, рассмотрев, что держит в руках злой дядька, замерла.
И была наконец взята в плен запыхавшейся толстухой. Брыкаться и вырываться девочка не стала, она не отрываясь смотрела на меня. Именно на меня, сквозь стекло бутылки, я чувствовала это. И продолжала посылать ей всю мою любовь.
Дюбуа сморщился и зашипел, словно бутылка стала раскаленной. Он поставил мою тюрьму повыше, на довольно внушительный комод, затем подошел к негритянке и забрал у нее Нику. Малышка, абсолютно не обращая внимания на смену декораций, продолжала смотреть на меня.
Мерзье выдал на-гора очередное распоряжение, и француженки, столкнувшись у двери, выбежали из комнаты.
Чтобы через пару минут привести мое тело. Именно привести, волоча за руки. Фу, до чего же я гнусно выгляжу без себя! Восковая кукла производства мадам Тюссо гораздо живее и эмоциональнее.
Дюбуа ладонью повернул личико моей малышки в сторону вновь прибывшей:
– Ника, вот же мама, смотри. Хочешь к ней?
Несмотря на уникальные способности, с английским языком девочка пока знакома не была. Немецкий – да, его она понимала, поскольку родилась и почти до года жила в Германии. Но, как я уже упоминала, мама почти на всех языках остается мамой.
Увидев «меня», дочка радостно встрепенулась и протянула ко «мне» ручки:
– Мамсик! Возьми на ручки!
Затем всмотрелась в «мое» одухотворенное лицо, перевела взгляд на бутылку, губы задрожали, кулачки сжались, и последовал замечательный удар в ухо мерзье:
– Ты зачем так сделал?! Так нельзя! Неправильно!
– Черт, не понимаю, что она говорит, – проворчал Дюбуа, держа воинственно брыкающуюся девочку на вытянутых руках. – И отец ее сейчас уехал. Вижу, что поторопился с тобой, женщина. Но кто же знал, что девчонка ТАК сильна, что она мгновенно почувствует разницу? Ведь даже друзья ваши ничего не поняли, когда «ты» звонила вчера по телефону. Правда, в конце «ты» понесла какую-то ерунду, но, возможно, это было влияние твоей дочери. Кстати, на помощь приятелей не надейся, твой муж поехал сейчас в отель за вещами и повез письмо, написанное «тобой», в котором все объясняется. Теперь мы одни, никто сюда не сунется.
