Теперь надо придумать для Катерины подходящую версию происхождения Никиного ранения. Говорить ей, что это сделал Май, не стоило, прощения псу не будет. Домоправительница наша, как и большинство выросших в сельской местности людей, к животным относилась соответственно – как к домашней скотине. И понять, почему мы считаем гиганта членом семьи, искренне не могла. Да, она любила пса, баловала его вкусненьким, скучала, когда он пропал, но, узнай баба Катя, что Май посмел обидеть ее солнышко Никочку, скотину вон из дома! Да, конечно, она не имеет права распоряжаться, она ведь не хозяйка, но мы уважаем ее мнение, и лишние ссоры нам ни к чему.
Я же так не могла. К сожалению или к счастью – не знаю. Мой ребенок – главное в моей жизни, это аксиома, я любого порву в клочья за нее. И травмируй пес дочку всерьез – места в моей жизни для него не осталось бы. Но ведь он, несмотря на непонятный всплеск агрессии и ненависти, сумел сдержать себя!
Ладно, пусть выздоравливает, а потом попытаемся разобраться, что тут к чему. А пока в ближайшей перспективе – возвращение домой и грозная фигура бабы Кати на горизонте.
Я попросила ветврача вывести нас через служебный вход, встречаться с мохеровой дамой не хотелось. А то появится потом статья в какой-нибудь страдающей желтухой газетенке: «Жена Алексея Майорова жестоко избила несчастную старушку!»
Машина наша, к счастью, стояла ближе именно к служебному входу, так что отбытие прошло незамеченным.
А то, что меры предосторожности вовсе не были лишними, я поняла, выруливая со стоянки на проезжую часть. Несмотря на раритетный мохер, бабка оказалась вполне продвинутой. Или же кто-то из очереди, узнав от трындючей коробочки, что в ветеринарной клинике находится семья Алексея Майорова, решил подзаработать на этом. Во всяком случае, у входа в клинику уже маячила парочка папарацци.
Ну что ж, значит, ближайшие день-два я сюда приезжать не буду. Доктор предупрежден, для всех интересующихся мы сегодня забрали свою собаку и больше здесь не появимся. Думаю, терпения папарацци хватит в лучшем случае на день. Да и потом – подумаешь, новость! Так, новостишка.
Пристегнутая к детскому сиденью Ника грустным воробышком нахохлилась у меня за спиной.
– Малыш, – я посмотрела на дочку в зеркало заднего вида, – не расстраивайся ты так, все наладится, вот увидишь! Просто Маю все те месяцы, что он провел у злых людей, было очень плохо. Его били, заставляли драться с другими собаками. Понимаешь, это была сплошная боль и ненависть.
