Эти слухи произвели на меня удручающее впечатление, и я решил в первую очередь добиться свидания с теми, кто делает революцию с оружием в руках, и с идейно-политическими руководителями революции. Мне не терпелось встретиться с Саттар-ханом, приглядеться, найти правильный подход к нему.
Но только после встречи с Саттар-ханом и начала работы я понял, что нужно обладать особенным искусством и большой дозой чуткости, чтобы постигнуть тайну руководителей, восточной революции.
На другой же день после приезда в Тавриз я в девять часов утра вышел из дому. Прежде всего я хотел повидаться с одним из вождей революции Гаджи-Али-ага-Давачи.
На улице Хиябан то и дело слышались слова - патроны, оружие, перестрелка, революция, контрреволюция. Невооруженные люди встречались изредка. Я чувствовал себя как на фронте большой войны.
К оружию тавризцы привыкли давно, так как правительство никогда не запрещало им ношение оружия. Невооруженные тут казались людьми посторонними и безучастными.
На улицах чувствовалось большое возбуждение. Поблизости слышалось пение. Как было не посмотреть на того, кто пел революционную боевую песню.
Это оказался чистильщик сапог, юноша лет пятнадцати-шестнадцати. Он пел, сидя перед чайной:
Рахим-хан* идет на Тавриз,
______________ * Рахим-хан Карадаглы - крупный помещик, сторонник шаха, наступавший на революционный Тавриз.
Гостинцев нам везет.
Кровь доходит до колен.
Пусть рухнет твой трон, Мамдали*,
______________ * Исковерканное имя иранского шаха Мамед-Али.
Ослепнуть бы тебе, Мамдали!
Разгромлен вконец Тавриз,
Сколько раз горел Тавриз,
Тебе доверял Тавриз.
Пусть рухнет твой трон, Мамдали,
Ослепнуть бы тебе, Мамдали!
Бабка твоя Умму-хаган.
А сам ты лишен мужества,
Довольно, не проливай столько крови.
Пусть рухнет твой трон Мамдали,
Ослепнуть бы тебе, Мамдали!
Юноша пел восторженно, но слова песни звучали рискованно смело, так как Рахим-хан Карадаглы наступал на Тавриз, готовясь раздавить революцию.
Меня очень радовало, что в Тавризе боролись за революцию не только оружием, но и стихами, песнями. Литература и искусство помогали борьбе, и этот союз оружия и литературы вызывал в моем воображении картины будущих блестящих побед революции.
Первое мое свидание должно было быть с Гаджи-Али-Давачи. Но я не знал его дома. Я знал только одно, что Гаджи-Али самый известный человеке Тавризе: он, первый из тавризских тюрок, отдал дочь в американский колледж и не скрывал ее от взоров посторонних.
