Другимъ близкимъ его товарищемъ сталъ 18-ти-лѣтній кадетъ Дукмасовъ, съ красивымъ, нѣжнымъ, какъ у дѣвушки, лицомъ, съ большими, меланхолическими, синими глазами.
Это былъ чрезвычайно молчаливый, застѣнчивый, всегда печально-задумчивый, но стойкій и храбрый юноша.
На его глазахъ большевики замучали его отца, а онъ самъ едва спасся бѣгствомъ, трое сутокъ голодный и холодный, держа направленіе по звѣздамъ, пробираясь ночами пѣшкомъ, среди мужицкихъ большевистскихъ селъ изъ имѣнія въ Новочеркасскъ.
Къ большевикамъ онъ относился безпощадно.
Всѣ трое покровительствовали любимцу всего отряда — маленькому Витѣ.
У чернецовцевъ боевой практикой выработались свои правила, неуклонно проводимыя ими въ жизнь.
Всецѣло полагаясь на опытъ и предусмотрительность своего вождя, они признавали только наступленіе, враговъ не считали и принимали бой во всякое время, взаимная выручка основывалась на старомъ принципѣ: «одинъ за всѣхъ и всѣ за одного», бросить своихъ убитыхь или раненыхъ на поруганіе врагу считалось несмываемымъ позоромъ.
Юрочка жилъ исключительно интересами своего отряда и войны.
Незамѣтно для себя онъ схватывалъ, впитывалъ и усваивалъ всѣ установившіеся навыки, сноровки и обычаи своей среды.
Онъ оказался спокойнымъ, отважнымъ бойцомъ, съ прекраснымъ характеромъ. Его любили.
Теперь пролитая человѣческая кровь, трупы, страданія раненыхъ не производили на него прежняго тягостнаго впечатлѣнія.
Это являлось той обыденной житейской обстановкой, среди которой онъ жилъ, та атмосфера, которой онъ дышалъ.
Эта обстановка стала для него такой же естественной и неизбѣжной, какъ прежде были роскошь, удобства и всѣ тѣ благопріятныя условія, которыми онъ былъ окруженъ съ самой колыбели и которыхъ онъ не замѣчалъ, пока не лишился ихъ.
Теперь Юрочка о прошломъ вспоминалъ не часто, некогда было. Походы и бои чередовались съ шумными, веселыми пирушками-праздниками побѣдъ, въ которыхъ молодой и жизнерадостный Чернецовъ съ своими офицерами принималъ дѣятельное участіе.
Жизнь передъ Юрочкой развернулась хотя опасная и тяжелая, но яркая, полная сильныхъ ощущеній и часто даже веселая, тѣмъ болѣе, что чернецовцамъ вездѣ сопутствовали побѣды.
И это окрыляло духъ юношей.
Въ этомъ маленькомъ отрядѣ— единственной вѣрной, непоколебимой опорѣ сверху до низа помутившагося Дона, центромъ всего, мозгомъ, душой и двигающей волей былъ самъ Чернецовъ.
Этотъ презиравшій смерть, безумно храбрый, дерзко изобрѣтательный, находчивый и тонко расчетливый въ своихъ боевыхъ предпріятіяхъ молодой офицеръ, почти юноша, стяжавшій первые лепестки славы еще въ европейской войнѣ, въ совершенствѣ зналъ какъ психологію своихъ враговъ, такъ и сподвижниковъ, владѣлъ талантомъ внушать своимъ подчиненнымъ безоглядную вѣру въ себя и любовь, граничащую съ энтузіазмомъ.
