— Прекрасно. Это уже на что-то похоже, — сказала Энджи.
Джим согласился. Слова Энджи относились к двум комнатам, которые им предоставили у графа. Они оказались намного лучше, чем ожидал Джим, но достались им только потому, что Джима принимали как барона. Это было следствием поспешной лжи Джима, — появившись в этом мире, он представился бароном из Ривероука.
Ривероук был небольшим городком, где находился колледж, который они с Энджи закончили и где работали в качестве младших преподавателей.
Но даже это, размышлял Джим, не давало им права на две комнаты, если бы не ребенок. Не то чтобы ребенок много значил в этом мире, когда немыслимое число детей не задерживалось на свете и полугода после рождения, но хорошая история всегда много значила.
В этом-то и заключалась причина — общество получило настоящую романтическую историю об убийстве в лесу. Кроме того, уже опознали и убитого рыцаря — его опознали по сделанному Брайеном описанию герба, имевшегося на доспехах рыцаря. Им оказался сэр Ральф Фалон, мечтатель, — и правда, кто, кроме дворянина со свихнувшимися мозгами, мог путешествовать с таким небольшим эскортом в здешних местах? Разве что богатый и могущественный барон из Шена. Нашедшие рыцаря привезли его для погребения в аббатство Эдсли. Туда же привезли и тело бывшей с ним леди, которая оказалась его молодой третьей женой. Тот факт, что ее тоже убили и из всех остался в живых только ребенок, делало историю достойной своего времени. Особенно же всех покоряло то, что история эта приключилась в праздник рождения младенца Христа, что придавало Джиму и его свите почти библейскую ауру.
Все это дало графу возможность широко, почти по-королевски, проявить себя — такая возможность всегда высоко ценилась среди великих мира сего в средневековом обществе. Граф поднялся на уровень, который давала эта возможность, проявляя большое рвение во всем, что касалось Джима, Энджи и ребенка. Он позаботился о том, чтобы их обеспечили всем самым лучшим. Лучшее включало и две комнаты, по средневековым понятиям, большие, чистые, хорошо обставленные и даже с плотными ставнями на двух высоких окнах, — комната располагалась в главной башне.
Джим и Энджи получили то, что можно было приравнять к маленькому личному королевству, одну из комнат которого отвели под детскую; там же поселилась и мокрая от слез кормилица из аббатства. Женщину смогли нанять потому, что ее собственный ребенок умер. Вторая комната королевства стала гостиной и спальней. В обеих комнатах имелись приличные камины и не было недостатка в дровах.
