И вот беды мастера Бенефорте вновь омрачили се жизнь, точно черная стая ворон-падальщиц, и вновь ей на плечи лег груз. «Это нечестно. Ты умер. Я должна быть свободна от тебя». И теперь ему грозила не смерть, но вечная погибель, а черную магию ей не пересилить.
«Что мне делать? Я прошла лишь часть обучения. Ты сам не счел нужным обучать меня. Ты виноват, что я не знаю, с чего начать. Я только слабенькая девушкам».
Завтра она вместе со служанками монтефольцев отправится на север. А рослый дурак швейцарец пусть едет куда хочет, только не туда, куда она. Пусть свалится в первую же канаву, ей-то что. Век бы его не видеть. И Монтефолью, и ее дом. И ее спаленку, теплую, уютную...
Дрожа, с носом, заложенным из-за непролитых слез, она завернулась в одеяло и спрятала лицо, насколько удалось, в тощую подушку. Вихрь ее мыслей наконец замер под властью сна.
Фьяметта очнулась от тревожного сновидения, в котором бродила по своему дому в Монтефолье, преобразившемуся в непонятный лабиринт. Он стоял в развалинах, заброшенный; гнилые половицы галереи предательски крошились под ее ногами, ставни свисали на одной петле, стены осыпались. Она пыталась разжечь огонь, но не могла, а в дверь колотили вооруженные кредиторы, требуя свои деньги, которые мастер Бенефорте спрятал, а она не могла отыскать, хотя лихорадочно обшаривала комнату за комнатой...
Ее подушка была сырой и холодной, а одеяло сверху увлажнила роса, но под ним тепло ее собственного тела согревало ее. Ущербная луна плыла в зените, бросая лишь смутные лучи во двор. Все еще полная безотчетной тревоги, рожденной сном, она перекатилась на бок и посмотрела между планками, скользнув взглядом по верху стены, огораживающей двор. Но там не мелькали угрожающие тени вооруженных мужчин, под куполом ночного неба царила тишина. Только ее страхи лишали этот сонный мирок безмятежности, хотя от мулов у коновязи и веяло успокоительным животным теплом. Все же что-то, неясно почему, было не так. Она целую минуту вглядывалась в темноту и только тогда поняла, что именно.
Последние струи дыма из коптильни завивались вниз, а не вверх, скапливаясь посреди двора в туманное облако, точно там вдруг разлилось озерко. Но дым сгущался, сжимался. Бесформенная, ищущая форму субстанция... Ее сердце застучало по ребрам. Она затаила дыхание, встала на колени, забыв о холоде, прильнула лицом к щели.
Серебристо-серый дым сгустился в мужскую фигуру: ноги в чулках, тупика со сборчатыми складками, большей головной убор, с полосой материи, завернутой на манер тюрбана, дымный ее конец щегольски ниспадал сбоку. Убор задрался кверху, в сторону лоджии, в сторону Фьяметты. Ниже колечки дыма завивались в бороду. Лунный луч вызвал блеск в дымных глазах - серебряный, точно обводка тучки, заслонившей солнце.
