Как он докладывал впоследствии на заседании комитета, из 100 человек опрошенных 63 % ответили: «Ничего хорошего», 34 % сказали, что боятся об этом даже думать, 2 % отвечать не захотели и послали Майского куда подальше, и одна женщина (что равнялось как раз 1 %) призналась, что ждет в 2000 году ребенка. На дополнительный вопрос социолога: «Чего конкретно вы боитесь в 2000 году?» те же 63 % сказали: «Конкретно — неизвестности», 34 % ответили: «Конца света», 2 % — те самые, что сначала послали социолога Майского подальше, позже разговорились и, оказавшись бывшими младшими научными сотрудниками филиала ИКИ, заявили, что опасаются падения на землю гигантского астероида, который, по их представлениям, может погубить всю земную цивилизацию. А беременная женщина сама спросила у Майского, правда ли, что в 2000 году ожидается катастрофическое землетрясение, которое начнется якобы на Камчатке, пройдет совсем рядом с Тихо-Пропащенском и далее гигантской трещиной разломит всю территорию России надвое.
— Кто вам это сказал? — спросил социолог Майский.
— Все говорят, — пожала плечами беременная женщина.
Попутно выяснилось, что есть вещи, которых жители города совершенно не боятся, а именно: третьей мировой войны, эпидемии СПИДа и смены власти в стране, полагая, что то, другое и третье, если и произойдет, то где-то очень далеко и лично на их жизни никак не отразится.
Как ведет себя человек, вдруг узнав, что жить ему, возможно, осталось всего ничего? И притом неясно, сколько именно. Может, пару недель, а может, три месяца. Разные люди ведут себя по-разному. Вот и жители Тихо-Пропащенска ударились кто во что.
Сам социолог Майский, весьма удрученный результатами своего опроса, засел дома и стал запоем читать книги. Он всегда много читал, но всегда оставалось еще больше непрочитанного, и теперь он очень страдал от мысли, что так и не успеет прочесть много великих, выдающихся и просто замечательных книг, так и умрет, не насладившись сполна сокровищами человеческого разума. Теперь он дотемна валялся с книжкой, потом неторопливо вставал, заваривал в чашке чай из трав, зажигал свечу на кухонном столе, пристраивал книгу так, чтобы свеча максимально освещала страницы и, склонившись над ними, читал, пока свеча не таяла и не начало резать в глазах. Тогда он с сожалением закладывал страницу листком старого, за 1985 год, календаря, с удовольствием обнаружив, что почти добил второй том «Истории государства российского» Василия Ключевского, который полгода пролежал на столе раскрытым на 16-й странице. Голова его отяжелела, глаза покраснели, но душа приобрела удивительное, никогда раньше не бывавшее равновесие, а мысли, оторвавшись от повседневной мелкой суеты, воспарили высоко, как в самые ранние, юношеские его годы. Он решил, что возьмется теперь за «Опыты» Монтеня, всегда казавшиеся ему неподъемными, и теперь уж наверняка их осилит. Он был вполне счастлив теперь, как будто сбылось что-то заветное, о чем еще недавно он и мечтать не мог.
