— Где Кимме?
* * *
Мои слова будто продавливают дыру в чем-то вязком.
— Что произошло? — говорю я. — Что вы сделали с Кимме?
Все смотрят на меня. Кажется, до них только сейчас дошло, что я ничего не понимаю, кто-то должен мне обо всем рассказать и все объяснить.
— Произошла ссора, — тихо отвечает Криз. — Кимме получил по полной. Он потерял сознание.
— Он ранен?
— Думаю, ничего страшного.
— Он остался на горе?
Криз кивает.
— Он отключился.
Я поворачиваюсь к Манни:
— Что вы с ним сделали?
— Просто немного побили. Черт, тут не о чем ныть. Мы просто повздорили. Он тоже. Сам первый начал.
— Он так странно себя вел, — говорит Пия-Мария. — Был таким занудой.
— Он постоянно нас провоцировал.
— Манни, кто дрался: ты и Кимме?
— Я ведь уже сказал.
— Что еще вы сделали?
— Больше ничего. Он получил, что хотел. Но больше я ничего не делал.
Манни замолкает. Его глаза темны от гнева, я вижу, как он пытается поймать взгляд Пии-Марии, словно та должна еще о чем-то рассказать.
— Что еще вы сделали?
— Я — ничего, — говорит Манни.
— Черт, прекратите же, нам нужно держаться вместе. Филип тихо сидит все это время. Я не узнаю его. Его сила ушла. Та уверенность и надежность, которые он обычно излучал, — все исчезло.
— Филип, что еще произошло? — спрашиваю я и слышу, как взволнован мой голос.
— Пия-Мария права. Нам нужно держаться вместе, — говорит он усталым и изможденным тоном.
— Почему же?
— Потому что мы — друзья. Если кто-то сделал что-нибудь случайно не так, то стучать на него не по-товарищески.
— А как же Кимме? Вам плевать на него? Вы же бросили его на горе одного!
— С Кимме ничего страшного не случилось, — говорит Филип. — Он скоро очухается и догонит нас.
Я слышу по его голосу, что он сам не верит в то, что говорит.
— Что вы сделали, Филип?
Филип отворачивается. Воцаряется тишина. Я щурясь смотрю на Пию-Марию. Она чувствует мой взгляд и тоже отворачивается. Внезапно она поднимается со своего камня, подходит ко мне и кричит:
— Он просто достал нас! Постоянно нарывался! Кто-то должен был поставить его на место, показать что нельзя вести себя так!
— Теперь мы все заодно, — говорит Филип.
* * *
Когда правда доходит до меня, земля снова уходит из-под ног. Головокружение и тошнота, как ночью, когда я упала с горы, возвращаются. Лес снова качается, желудок сжимается, я чувствую, что меня сейчас стошнит. Я отворачиваюсь, нагибаюсь и мычу. Но лишь тягучая слизь повисает на губах. Сначала мне кажется, что я неправильно понимаю смысл того, что произошло. Как и вчера ночью, все становится нереальным, словно в фильме, который смотришь и который должен закончиться.
