ВХОДЯЩИЕ. Алёна Иванеха
Дмитрия снова положили в больницу. Я положила. В этот раз все было легче, формальнее и циничнее. После того, как он выпил пачку феназепама и спал удивительно долго, так что я просто не сразу сообразила… И когда открыла пачку и увидела… И когда боялась, что мы не довезем его — были пробки. И боялась, что он захлебнется в собственной рвоте, когда ему промывали желудок… После всего этого я решила быть твердой сегодня.
Я зашла повидать его, и он сообщил, что его уже несколько месяцев вынуждают к самоубийству. Если мне дорога его жизнь, я должна все бросить и быть с ним постоянно, бороться с этим кошмаром. Три года назад я именно так и поступила, так мы поженились, но это никого не спасло. Сейчас он строил догадки о том, кто мог организовать его уничтожение с помощью психотронного оружия. Дал мне задание расспросить моего отца (!) и дядюшку Леню (!), потому что «кроме них некому». И если я не останусь с ним, «больше за эту жизнь цепляться не буду, смысла нет». В этот раз я даже особо не раздумывала. Попросила написать на листке вопросы дяде Лене. Тем же вечером сообщила матери о его суицидальных намерениях. Она была поражена — как же так, ведь он хорошо ест, спит, совсем не так, как в прошлом году! Однако напугать ее удалось. Недавно так же умерла дочь ее подруги. Выбросилась из окна. Я твердым голосом сказала, что считаю необходимым госпитализировать его, иначе ни за что не ручаюсь. На следующее утро она прислала смс: «Я согласна». Я тут же поехала к врачу. Она выписала путевку и вызвала машину. Сказала, что к нам не поедет, вряд ли это необходимо. У них вообще был большой наплыв. Я пришла к Дмитрию, ждать бригаду, и врала уже куда лучше, чем в прошлом году, хотя было так же противно. Сказала, что беспокоюсь за него и хочу просто посидеть вместе. Он обрадовался мне. Бригада приехала рано, в пять вечера. Я была совсем одна с Дмитрием. Санитары стали уговаривать его, выяснилось, что врача не было, и они на меня напустились. Дима очень хорошо выглядел и говорил очень здраво, я была куда менее убедительна. Однако по путевке они обязаны были его забрать и доставить. Вязать его не пришлось, сам пошел, понимая, что это неизбежно. Распечатал перед выходом закон о психиатрии. Я дала санитарам денег, попросив не подставлять нашего врача. Через час пришла его мать, сказала мне спасибо. К тому времени я откопала в столе несколько листков с его записями про спецслужбы, наброски записки «в моей смерти прошу винить тех-то и тех-то». Моего имено там не было. Я обрадовалась и этому — или не обрадовалась, не знаю, но я сидела на ковре и хохотала, как будто читала что-то очень смешное.
