— На …! Все н-на … с пр-рях-хода!
Спать… боже, как же тогда — впервые — хотелось СПАТЬ!
Когда утром в окне перед ним поплыла вокзальная площадь родного Тбилиси, Митя сказал равнодушно кому-то, оказавшемуся рядом: «Я здесь живу».
— Да, меня тоже глючит — ответил Кто-то.
Спать.
Песок образов струится и струится. Дым. Кружатся продолговатые чёрные снежинки. Разве зима? Нет. Вот ведь — оранжевые листья на каменной стене. Тают, тают листья.
Това-арищи офице-еры.
Осень, ароматные сады. Дым с чёрными снежинками.
Кто-то плачет — а, это милиционеры плачут.
Длинные очереди вдогонку красным огонькам. Не попали. Не попали, слава Богу. Не попали.
Он всегда любил осень, её запах.
Когда-то у одного человека была продавщица из парфюмерии.
Листва умирает с запахом горьковатой мудрости: и это пройдёт. Да-да, такой запах: и это пройдёт. Знакомая фраза, где-то попадалась.
Очереди вдогонку… настоящие очереди, сейчас.
Он вскакивает, но уже стихло. Вокруг укладываются по местам те, кто повскакивали вместе с ним.
Песок всё сыплется, голова как песочные часы. Летает чёрный снег. Значит, всё-таки зима?
Кто-то кричит «подъём». Чтоб он сдох.
Отделение растянулось цепью вдоль широкой как арык ливнёвки, спиной к обгоревшему ОВД. Опасаются, что из сейфов выкрадут чистые книжечки паспортов. Оружие погромщики унесли вчера, распилив замки. Ждут, когда подвезут местного начальника с ключами от сейфов, в котором лежат документы. Поговаривают, что не могут его найти, прячется. Потом выясняется — нашли, но он отказался ехать. И ключей не дал. Якобы отобрали на площади.
Они стоят шагах в пяти друг от друга, выставив вперёд висящие на плече автоматы. Деревья по ту сторону бетонного желоба широко раскинули ветви. Дотянулись почти до крыши «дежурки» ОВД, над проезжей частью переулка сомкнулись кронами — будто ощупывают друг друга кончиками пальцев. Некоторые ветви горели, на них висят скукоженные обуглившиеся листья. Когда дует ветер, от листьев отрываются кусочки и летят вниз, на камни, на людей, на осколки битого стекла.
Справа, будто бы сразу из-за крыш, всплывают зубчатые утёсы. Переулок, теряясь за деревьями, упирается, кажется, прямиком в горы. Здесь многое — кажется. Весь городок с его чистенькими булыжными улицами, с махонькой центральной площадью, с горами сразу из-за крыш, — кажется игрушечным. Его можно взять в руки, повертеть, рассмотреть. Гляди-ка, какой забавный флюгер! Этот городок можно развернуть как конфетку. Как тебе эта осенняя палитра на обёртке? И солдаты — кажутся. Оловянные. Стоят себе неподвижно с одинаковыми серыми лицами.
