— Это были не все бандиты, — начал он. — Вчера
был послан караван. Сегодня ночью его ожидают назад. С караваном ушёл и главарь.
Мой коллега должен открыть переход.
— Время и место известно? — поинтересовался я.
— Да, как и в прошлый раз, — ответил профессор.
— Но я узнаю детали, если интересует.
— Очень интересует, — быстро сказал я. — Вы откроете
проход, а мы их встретим.
Я был прав — расслабляться было рано. Микульский
вернулся к своему коллеге. Чем больше переходов боевики совершают туда и обратно,
тем сильнее восстанавливаются их связи, тем труднее выкорчёвывать этот репей, тем
труднее сохранять всё в тайне. Операция не закончена, пока хотя бы один из них будет
находиться в этом мире.
Мы сложили всё собранное оружие, взрывчатку и боеприпасы
в довольно глубокую канаву за посёлком. Я установил дистанционный взрыватель в пакет
с пластитом и отошёл подальше. Лёгким нажатием большого пальца правой руки на кнопку
я дал радиосигнал взрывному устройству. Вся груда трофейного имущества взлетела
на воздух.
По дороге, извивавшейся вокруг больших валунов,
мы отошли подальше от Каменки. Где-то здесь бандиты сегодня вечером около четырёх
утра планировали вернуться. Предстояло разыграть всё, как по нотам, чтобы ни один
не вырвался из ловушки.
Я повернулся и сошёл с дороги в неглубокий овраг,
дав остальным приказ продолжать движение. Следом за мной последовали двое моих бойцов
с пленным боевиком, единственным оставленным нами в живых в башне. Остальные из
нашей группы с Паном Директором и освобождённым местным специалистом по переходам
продолжали следовать по дороге в сторону места встречи делегации. Нам предстояла
неприятная, но необходимая процедура допроса пленного в полевых условиях.
Не обременяя никого деталями, скажу только, что
боевик не долго упирался. Чуть погодя, уступая нашему методу убеждения, дал очень
интересные сведения. Я сверил данные с уже имевшейся информацией. Пока всё сходилось.
Я задал ещё несколько вопросов, прямо не относящихся к настоящему делу. Это, скорее,
касалось их прошлых "подвигов".
Неожиданно он назвал несколько фамилий, от чего
у меня неприятно пробежали мурашки по коже. Допрос продолжался. Я задавал всё новые
и новые вопросы. На некоторые их них он ответить не мог, но и того, что я узнал
было не мало, чтобы серьёзно задуматься.
Наконец наш подопечный выдохся. Больше из него
ничего стоящего вытянуть было уже нельзя. Теперь он был совершенно бесполезен для
нас. Его никчёмная жизнь упала в цене до ноля. Он понимал, что возможен только один
исход и пытался продлить минуты своей жизни, неся какой-то вздор об общечеловеческих
ценностях.
