Если когда-нибудь в горах вас покидал товарищ, которого некогда вы любили, то вы поймёте меня. Если же с вами ещё такого не случалось, дай Бог, чтоб не случилось и впредь.
Итак, они собрались и ушли, а мы остались. Выждав, пока утихнут их голоса, я вылезла из палатки. Гран сидит у костра, согнувшись над котелком, морщась, пробует из него, дуя на ложку. Уходя, Настя с Сашкой варили кашу из той крупы, что досталась им вчера. Не доварили — ушли голодные, наверное, очень торопились. Гран колдует над ней. Я иду к воде, на привычное уже за эти дни место. Наша палатка стоит за десять некрупных шагов от воды, но я прохожу медленно, оглядывая, как будто заново, непривычно залитый солнцем здешний рай.
Вода в Озере прозрачная и лазоревая. На рассвете такая спокойная, что отражается и небо, и горы, и холодные, величавые ледники. Противоположный берег — одна сплошная осыпь камней, будто кто привёз и насыпал их там кучей, ни кустика, ни деревца. На нашем берегу — лес. Кедры растут у самой воды. Если сидеть очень тихо в траве, то спустятся с веток бурундуки и начнут, пощёлкивая, осматривать лагерь.
Вокруг — тишина, внутри — тишина. Мыслей нет, они будто раздавлены, вытеснены этим воздухом, этим спокойствием и молчанием гор.
Эти горы знают больше, чем мы можем себе представить. Эти горы знают больше, чем мы можем осознать.
Человек — такой текучий и непостоянный. Человек — как вода: мысли, эмоции, чувства; сморгнул, а этого всего уже нет, и несётся, стремится внутри тебя поток дальше. А горы эти, а камни, а ложе холодного, хрустального Озера: внизу, в долине сменятся эпохи и царства, а они всё так же будут стоять, неколебимые, спокойные, вечные. О чём можно думать, глядя на них? Ни о чём. Можно только сидеть и созерцать, растворяясь в безвременье.
Утро занимается на удивление тёплое. Все дни, что мы стоим тут, так близко к ледникам, под голос неугомонной реки, водопадом срывающейся в Озеро с кручи, — всё это время небо просветлевало считанное количество раз, а чаще был дождь, или град, или снег, или ещё какие осадки, коим и названия не подберёшь. И мы ушли бы раньше, если б я не обнаружила, что моя правая лодыжка опухла и посинела.
Это случилось в тот вечер, когда мы дошли до Озера, спустившись с хребта, и поставили лагерь. Я обнаружила это случайно — весь день нога не болела.
— Вывих, — сказал Сорокин, прищёлкнув языком.
— Ушиб, — сказал Гран.
Настя ничего не сказала, только кисло скривилась. Они рассматривали мою ногу при свете костра, лица напряжённые. Я смотрела на них снизу вверх и чувствовала себя виноватой.
