Я удобно примостилась на пушистом белом диване, папа какое-то время стоял у окна, глядя на улицу. Подтянутый, стройный, весь светящийся здоровьем, с завидной темной шевелюрой, он ни за что не тянул на свои пятьдесят пять. Настолько видный мужчина, ловкий и энергичный, что невольно даже напрашивался вопрос, нет ли у него любовниц.
– Хочется надеяться, что всемирный потоп отменен, – констатировал он жизнерадостно. – Еще день-два и можно на речку!
Я капризно замычала, выражая неприятие по поводу этой мозолистой идеи.
– Но ты вообрази, как порадуешь бабулю, предоставив ей повод выпить любимого коньяку! А то что ж за дело такое – она припадает к рюмке, когда ей только вздумается. Не прилично как-то, а мы ведь интеллигентная семья…
Папа присел за мой рабочий столик и какое-то время мы болтали о всяких незначительных вещах, пока он, наконец, не перешел к сути:
– Извини, но мне необходимо убедиться, что с тобою действительно все в порядке. Расскажи, как ты чувствуешь себя в последнее время.
Я слишком хорошо изучила эти процедуры в прошлом, и они успели мне порядком надоесть. Но отец ждал ответа.
– Нормально.
С такой же беззаботностью отвечают на любой дежурный вопрос, в особенности, если нет желания перед кем-то объясняться.
«Как поживаешь?» – спрашивает старый знакомый, случайно встретившийся на улице.
« Нормально».
«Как дела?» - интересуется сосед.
«Нормально».
«Ну как ты, после восьми неудачных браков, банкротства и стихийного бедствия?»
«Нормально».
Закрытый вопрос - закрытый ответ, и никто никому ничего не должен.
Но папу бытовым трюком не проведешь.
Он перестроился на более профессиональный лад.
– Ты давно не рассказывала мне свои сны.
Я вздохнула, но вынуждена была ответить.
– О, они, как правило, цветные. Стали сниться животные. Как-то видела себя красивой рыжей лошадью, огненной, с черной гривой и хвостом. Куда-то неудержимо неслась… Сегодня приснилось, что я лесное чудовище.
– И кто же, интересно, вызвал тебя на конфликт?
Я поведала ему историю о том, как парочка провинциальных писак решила произвести сенсацию, опираясь на неустойчивую информацию.
– Я сразу понял, что моя дочь не могла такое написать, – признался папа с достоинством. – И говорю это не как психолог, а как отец.
– Я вот пробовала вспомнить, о чем писала эти полгода – и ничего. Как в стакан с водой заглянула: что-то вроде есть, а ничего не видно. Зря я тогда уступила просьбе Виктора Палыча, ему нужно было, чтобы в газете хоть где-нибудь стояла моя подпись, но на такое я не согласна… Теперь я безраздельно принадлежу своим книгам, переводам, одиночеству…
