— Некоторым мужчинам, — заметила Лида, — нравятся полные женщины. — На самом деле она была далеко не уверена в этом и все же решилась высказаться.
— Черт! Ты еще слишком молода, чтобы знать, что нравится мужчинам.
Лида отвела взгляд от бледных глаз гостьи, злясь на себя оттого, что почувствовала, как по шее поднимается вверх к лицу густая краска стыда. Она понадеялась, что женщина решит, будто это от водки.
— Ага, понятно! — Елена вся засияла от предвкушения интересного разговора. — И кто он? — Она соединила руки за головой, отчего ее грудь воинственно поднялась.
— Кто?
— Тот, от которого у тебя горят щеки и глаза тают, как масло на солнце. Ты о нем только думаешь, а у тебя уже ноги ватные.
— У меня никого нет. Ошибаетесь вы.
— Ой ли?
— Да. — На какой-то миг их взгляды снова встретились, но на этот раз в глазах Лиды чувствовалась враждебность. Потом она снова занялась своими вещами, взяла щетку и повторила: — У меня никого нет.
Лида услышала, как женщина сделала еще глоток, но после этого раздался звук завинчивающейся крышечки. Это удивило девушку. Какое-то время они молчали, и Лида уже начала надеяться, что гостья сейчас уйдет.
— Я отдала его, — вдруг заговорила Елена, закрыв глаза. Ресницы у нее были длинные и густые, намного темнее, чем волосы. — А потом разрешила им забрать его. Какая мать способна на такое?
— Вы о своем сыне? О том, что погиб в лагере? Как его звали?
— Даниил.
— Красивое имя.
Елена улыбнулась. Глаза ее были все еще закрыты, и Лида решила, что в эти секунды она представляла себе сына.
— Он был красивым?
— Всем вам, молоденьким, кажется, что настоящий мужчина должен быть высоким черноволосым красавцем.
Лиде представился Чан Аньло, и у нее вдруг пересохло в горле.
— Мне сорок два, — сказала Елена. — А Даниила я родила в шестнадцать. До этого я уже год в борделе провела. Мне позволили его оставить у себя на четыре недели, но потом… — Неожиданно она открыла глаза. — Ему в нормальной семье было лучше.
— Он знал?
— Обо мне?
— Да.
— Нет, конечно нет. Но, — бледные глаза Елены прояснились, — я узнала, где он живет, и стала наблюдать, как он взрослеет. Сначала шаталась вокруг его школы, потом смотрела, как он ходил в строю на парадах.
Лида потянулась через кровать и прикоснулась к руке женщины, совсем легонько.
— Вы, наверное, тогда гордились им.
— Да, гордилась. Но сейчас я им не горжусь. Я хочу забыть его.
— Разве могут родители забыть о детях?
— Ох, могут. Нужно ведь и свою жизнь устраивать. Да и что такое дети-то? Обуза, да и только.
