Это надо же? Она ко мне! И что ей не терпелось? Ну, зачем лезть? Вот если бы она по-хорошему, ласково меня попросила? Попросила? Да, ты чего? О чем? Начинаю какой-то новый диалог со своим вторым я. Это замечаю впервые. И потому, что бы прочувствовать я начинаю вслух говорить сама с собой.
— Нет, что бы ты хотела?
— Хотела, хотела… — Мечтаю и пока задумываюсь, все сильнее тереблю свои волосики.
— Хотела бы, что бы она у меня там все целовала! — Сама, аж задохнулась от этой фразы. И сразу же вспомнила, ту картинку из того самого журнала.
— Хотела бы, что бы она язычком! И лизала бы там, лизала!
Я чувствую, что мне уже поглаживаний сверху мало. Пора начинать представление! Ну, где же ты сударыня? Вся закуталась в меха и складочки! Дай- ка я, за тобой поухаживаю.
— Сейчас, сейчас! Наложу на тебя ручки! Соскучилась, родненькая? Ну, иди же ко мне на ручки. Иди моя радость, мое солнышко! Мамочка любит тебя, жалеет и поласкает нежно.
Пальцы привычно коснулись, слегка закопошились в складочках, прижали краешки больших губок и потянули их в разные стороны. Медленно и так приятно!!!
— Смотрите, смотрите!!! Да это же наша сударыня-барыня приехала!
Напряженно всматриваюсь в отражение и вижу такую красивую барыню, что у меня и сразу же комок подступает к горлу. Я вижу свое и не свое лоно, во всей первозданной красе.
Она моя родненькая уже совсем не та, что я теребила раньше. За последний год, два все во мне изменилось и прежде всего здесь, в этом прекрасном и сказочном месте. И хоть я ее уже видела и разглядывала много раз, я все равно опять с удовольствием отмечаю ее красивую, родную форму. Мне нравится, что она обросла темными и жесткими волосиками, что губки стали крупнее и уже так выпирают в купальнике, что невольно тушуюсь, видя, как на них пялятся, не только наши мальчишки в бассейне, но тренеры.
— А что? Разве не красиво? — Говорю в голос и сама не нарадуюсь свежестью и сочностью своего лоно. Не порочного, между прочим. Да, да! Я все еще девочка. Большая и уже в форме, надави на меня и я соком брызну, но все еще девочкой и остаюсь таковой. И мне не ведомо как, но об этом, каким-то образом извещают мать. Хотя врачиха при осмотре божилась, клялась, что ни словом и ни кому.
— Только вы девочки спокойно отнеситесь, позвольте осмотреть себя. И никому, никогда. Даю вам честное слово врача!
И, вот же гадина! Все равно проболталась. Но мать моя, как-то узнала, и как узнала, так прямо расплылась в самодовольной улыбке. Мол, вот какая я, и как свою дочь воспитала. В строгости и ограничениях. Пятнадцать лет и она ни, ни. Все еще девочка! А еще больше от того, что она вовремя, как она посчитала, в бассейн меня, на плаванье отвела. Она моими успехами очень даже гордилась! Считала, что в этом ее большая заслуга. Эх, мама, мамочка!
