В такие дождливые дни город только и принимает свою настоящую физиономию. Дождь — его мундир.
Это город дождя и безнадежности.
Деревянные тротуары гниют, доски, если ступить на них, хлябают, как порванные подошвы у сапог.
Желтая, мутная грязь в канавах распускается и течет вяло по ним.
В каждой капле дождя сидит по тысяче пылинок угля; они остаются на лицах и платье людей.
Этот дождь мог проникнуть сквозь самое толстое платье. Казалось, на небе происходит большая уборка и ведра воды выливаются на землю.
В такие дни следовало оставаться в гостинице, сидеть в зале файф-о-клока и глядеть на людей.
С первым поездом, пришедшим с Запада, в двенадцать часов пополудни, приехало трое гостей из Германии.
Они были похожи на близнецов. Всем им была отведена одна только комната — номер 16 послышалось мне, — и они все трое отлично поместились бы на одной кровати, подобно тройням в одной колыбели.
У всех трех поверх летних пальто были накинуты дождевики; все трое были одинаково малого роста и имели заостренные брюшка одной формы. У всех них были черные усики, маленькие глазки, большие в клетку кепки и дождевые зонтики в чехлах. Странно, что они сами не путали друг друга.
Со следующим поездом, приходившим в четыре часа пополудни, приехали господин со стеклянным глазом и молодой курчавый человек с согнутыми коленями.
Вечером в девять прибыло еще двое молодых господ в остроконечных французских ботинках с тонкими подошвами. Эти люди представляли последнее слово моды.
Были заняты комнаты под номерами 17,18,19 и 20 на первом этаже.
С Генри Бломфильдом я познакомился за файф-о-клоком.
Этим я был обязан Звонимиру, болтавшему с военным врачом. Я сидел поблизости и читал газету.
Бломфильд вошел в залу в сопровождении своего секретаря. Военный врач приветствовал его и пригласил к нашему столу. В ту минуту, как он собирается представить Звонимира, Бломфильд замечает:
— Мы уже знакомы! — и подает нам обоим руку. Крепко пожатие его маленькой детской руки. Она костлява и холодна.
Военный врач громко интересуется условиями американской жизни. Бломфильд говорит очень мало. На все вопросы отвечает его секретарь.
Его секретарь — пражский еврей и носит фамилию Бонди.
Он очень вежлив и отвечает на глупейшие вопросы военного врача. Они беседуют о запрещении спиртных напитков в Америке. Ну что поделаешь в такой стране?
— Что делают люди в Америке, когда им грустно без алкоголя? — спрашивает Звонимир.
— Развлекаются граммофоном, — отвечает Бонди.
