Отель «Савой» | страница 51
Белый свет шел от фонаря, большого фонаря с рефлектором, от рефлектора Бломфильда.
Таково-то прибытие Бломфильда, нечто вроде ночного налета. Рефлектор напомнил мне войну, я подумал о «неприятельских летчиках».
Автомобиль был велик. Шофер был одет во все кожаное. Он вышел и выглядел, как существо иного мира.
Автомобиль еще немного пошумел. Он был забрызган грязью большой дороги. Величиною он был со среднюю пароходную каюту.
Я переживал то же самое, что на военной службе, когда появлялся инспектирующий генерал и я случайно был в наряде. Бессознательно я подтянулся, выпрямился и стал ждать. Из машины вышел господин в сером плаще. Мне не совсем удалось разглядеть черты его лица. Затем вышел еще господин с пальто на руке. Этот второй господин был ростом значительно ниже первого. Он произнес по-английски несколько слов, которых я не понял. Я понял, что невысокий господин должен быть самим Бломфильдом и что другой, его спутник, исполнит приказание.
Итак, Бломфильд приехал.
— Это — Бломфильд, — сказал я Звонимиру. Звонимиру хочется немедленно удостовериться в этом.
Он подходит к невысокому господину, ожидающему своего спутника, и вопрошает:
— Мистер Бломфильд?
Бломфильд отвечает только кивком головы и бросает взгляд на огромного Звонимира. Последний должен был произвести на низкорослого Бломфильда впечатление колокольни.
Затем Бломфильд вновь быстро обращается к своему секретарю.
Швейцар проснулся, и теперь его фуражка опять была на нем. В эту минуту мимо нас поспешно прошел Игнатий.
Звонимир не упустил случая хлопнуть его.
В баре музыка умолкла. Маленькая дверь была полуоткрыта. На пороге стояли Нейнер и Каннер.
Вышла и госпожа Иетти Купфер.
— Прибыл Бломфильд! — сказала она.
— Да, Бломфильд! — подтвердил я.
Звонимир как полоумный запрыгал на одной ноге и заорал:
— Прибыл Бломфильд! — фильд — фильд — фильд!
— Замолчите! — шипит мадам Иетти Купфер, закрывая Звонимиру рот своею жирною ладонью.
Секретарь Бломфильда, Игнатий и швейцар втащили в фойе два больших чемодана.
Генри Бломфильд сидел в мягком кресле швейцара и раскуривал папиросу.
Вошел Нейнер. Он был разгорячен; на лице его горели шрамы от дуэлей, как бы нарисованные ярко-красною краскою.
Нейнер направился прямо к Бломфильду. Бломфильд продолжал сидеть.
— Добрый вечер! — проговорил Нейнер.
— Как дела? — сказал Бломфильд не в виде вопроса, но вместо привета.
Он вовсе не был любопытен.
Бломфильд — я видел его только в профиль — протянул Нейнеру тонкую, чисто детскую руку.