Крепкое ругательство понятно здесь всем и каждому, хотя бы оно было произнесено на китайском языке.
Вечером мы уходим в поля. Тут Звонимир садится на камень, закрывает лицо руками и начинает всхлипывать, как мальчик.
— Отчего ты плачешь, Звонимир?
— Из-за коровы, — отвечает он.
— Но ведь тебе это известно уже с раннего утра. Чего ты теперь плачешь?
— Днем у меня не было времени.
Звонимир произносит это вполне серьезно. Он продолжает плакать еще с добрых четверть часа. Затем он встает. Вдруг разражается громким смехом: он увидел, что придорожный камень превращен в маленькое птичье пугало.
— Ребята тут слишком ленивы и не ставят своих чучел как следует, посредине поля. Ведь милевые камни не пугала для птиц! Хотелось бы мне увидеть того воробья, который испугался бы переряженного придорожного камня!
— Звонимир, — начинаю я просить, — уедем отсюда! Вернись к себе. Отец твой еще жив, но он может, пожалуй, умереть, если ты не приедешь, и — тогда у тебя уже больше не будет дурных снов. Да и мне также хочется убраться отсюда.
— Останемся еще немножко, — заявляет Звонимир. И я знаю, что он тут застрянет.
Он радуется отелю «Савой». Впервые Звонимир живет в большой гостинице. Он вовсе не удивляется Игнатию, старому лифт-бою. Я рассказываю Звонимиру, что в других гостиницах подъемные машины обслуживаются маленькими, крохотными мальчишками. Звонимир, однако, полагает, что разумнее поручать такое американское изобретение человеку более взрослому, более опытному. Впрочем, оба ему не по сердцу, как лифт, так и Игнатий. Он охотнее ходит пешком.
Я обращаю внимание Звонимира на часы и на то обстоятельство, что все они показывают время различно.
Звонимир говорит, что это неприятно. Впрочем, должно быть и разнообразие. Я показываю ему седьмой этаж и пар из прачечной и рассказываю ему о Санчине и осле у могилы. Эта история нравится ему больше всех. Санчина ему нисколько не жалко, а по поводу осла он смеется, ночью, во время раздевания.
Я знакомлю его также с Авелем Глянцом и Гиршем Фишем.
Звонимир купил у Фиша три лотерейных билета и готов был приобрести их еще. При этом он обещал Фишу треть выигрыша. Мы в сопровождении Авеля Глянца пошли на еврейскую улицу. Авель работал тут хорошо. Он спросил, нет ли у нас германских марок. У Звонимира были немецкие марки.
— По двенадцать с четвертью! — заявил Авель.
— Кто покупает? — с изумительным знанием дела спросил Звонимир.
— Каннер! — гласил ответ Глянца.
