— Простите, мама… я хочу, как лучше… Мне всех жалко… Но больше всех — ребят… Что мы с ними, мама, делать будем? Еще в банду пойдут! Наркоманами станут! Ой, ма-а-ама, я не могу…
Напоминание о сыновьях отрезвило Варушку. Оставив кастрюли, она вдруг быстро пошла в дом, на ходу бросив:
— Так! Все! Сама поеду!
Когда выходила за ворота, принаряженная, в новом цветастом платье, причесанная, подкрашенная яркой дочкиной помадой, спросила Алису:
— Как ты сказала туда добираться?
— Маршруткой до базара. А потом пешком налево: Виноградный тупик, номер сорок шесть. Спросите людей… если что… Люди знают…
«Люди знают»… — От этих слов Варушку будто кипятком окатили… — «Ой знают-знают… Какой позо-о-ор!» — зарыдала ее душа за крепко стиснутыми в каплю крови накрашенными губами.
Люди и вправду знали. И где тупик, и, кажется, за чем он ей, Варушке, нужен. Одна такая догадливая сваха следом бежала, хотела, видать, к самому порожку подвести. Но Варушка та-а-ак на нее глянула, что «добрая женщина» чуть ногами не укрылась. А еще одна «сочувствующая», которая в этот самый момент расцвела пышно, как мальва, над своим тыном, сказала, словно в душу плюнула:
— Катю, оно тебе нада? Сама найдет. Но я бы на месте этой женщины не позорилась.
Разъяренная Варвара хотела ответить красавице, чтоб она за собой смотрела и не сунула носа до чужого проса, но боялась сорваться — раскричаться-разрыдаться перед этими двумя «хозяйками», которые побросали работу и с чужого горя потешаются! Боялась расплакаться, да слезы не спрашивали — сами градом котились, заступая белый свет…
За слезами Варвара не заметила таблички с номером на хате, но сердцем почувствовала: это тут! Вытерла слезы, остановилась около калитки. Дом — новый, красивый, вокруг сад молодой, клумбы-цветы… Видно, не бедствует хозяюшка. И времени хватает… Не то что ей, затюканной работой и детьми, Варваре… А он… он еще ее позориться заставляет… За чужие заборы заглядывать… А сам… День белый, а окна зашторены… Спят! После ночи бурной…
Стало горько, гадко… Люто! Казалось, от обиды сердце лопнет, разорвется на мелкие части.
«За что?! Да я в тебя душу вложила, ирод, а ты?!.. А ты… а ты вынуждаешь меня так унижаться, стоять вот здесь… ни свет ни заря…» — уже не злилась, а плакала Варварина душа. Хотелось уйти — от позора, от людской молвы, но вспомнила слова дочери о сыновьях. И правда: три парня растет! Нет, не уйдет она так! Все скажет! Все!.. Остановилась, потрогала калитку — не открывается, замкнута! Злость с новой силой обдала кипятком душу. В сердцах начала трясти железными воротами, они зазвенели, дразня соседских собак. Поднялся жуткий лай. Над тынами вдруг выткнулись и зависли, лоснясь на утреннем солнце, как глазурованные кувшины, заспанные физиономии соседей. И только в доме под номером сорок шесть по-прежнему было тихо и безлюдно, будто там вымерли! Но ревнивый глаз Варвары заприметил, как в одном из окон шелохнулась белоснежная тюль…
