— Ой, не выдержу! — всплеснула руками Екатерина Стрехова, дом которой виднелся напротив на высоком берегу Озера — Видать ты, баба, у себя под лесом одичала совсем, потому что не знаешь, что озеро уже давно не колхозное, что у него хозяин есть. Арендатор. А он — не колхоз, чтоб задарма старым бабам рыбу раздавать. Так что не убивайся так!
— Зато Алешка раздает. По домам носит. За самогонку. И ни милиции порядочные хозяйки не боятся, ни закона, ни Бога, — выплеснула в толпу ехидный смешок Сянька-сплетница, но глуховатая Овечья Баба не расслышала, продолжая свое:
— А мне, сыночек, той рыбы и даром не надо, своей полная ямка. Но горе для меня большое, что такое перед смертью довелось увидеть в своем селе, страшное убийство, которое и враг лютый не посмел бы сотворить. А это преступление же свой совершил, чтоб его святая земля не приняла. Такие убытки доброму человеку, этому “гарандиру” нанес!
— Можно подумать, вы знаете, кто добрый, кто не добрый… Сидите в этой деревне, как… жабы в болоте, жизни не видите… — фыркнула Юлька и снова зашпрехала в свой телефон, нервно поглядывая на односельчан.
— Я — не так, как ты, но мир повидала — пешком всю Расею прошла, когда с Сахалина возвращалась. И в Германии побывала, только не с твоей бабой. И людей добрых повидала. Но на этой плотине таких нет, — распоясалась на сдачу обнаглевшая Овечья Баба, о которой до сегодняшнего дня вообще не вспоминали. — Здесь стоят все те, кто десять лет, люди добрые, аж целую Независимость нашу ходили возле вонючей лужи — и пальцем не пошевелили. Только кидали сюда, кто что хотел, даже дохлятину. До такого преступления дошли! А это дите человеческое и плотину подсыпало, и бетоном залило, и озеро вычистило, и рыбки напустило… Веселится, бывало, рыбка против солнышка, поплескивает-играет, как по синему Дунаю.
Теперь уже не выдержала критики и первая любительница выпить-погулять завклубом на полставки Любаша Васильевна:
— А ты, бабушка, случайно, не националистка или, может, бандеровка, что про независимость заговорила?
— Баба — партизанка, до сих пор в свом лесу под откос поезда пускает, — отомстил старухе молодой “предприниматель-реформатор” Дурында.
— И чего это ты, баба, всегда в курсе дела, — продолжала Любаша, — когда у тебя ни радио нет, ни телевизора и ты годами со своими овцами из леса не вылезаешь?
— Сорока на хвосте принесла, — беззлобно огрызнулась та, вглядываясь в серебристую даль озера. — А что это там за бревно под вербами темнеет?
