…Подбит ведущий третьей группы старший лейтенант Шаповалов. Рассыпалось хвостовое оперение на машине Николая Бойченко. Он кое-как пристроился к Шаповалову и они вместе потянули к линии фронта. Четверка «мессеров», заметив легкую добычу, решила доклевать поврежденные ИЛы, но им преградил путь Александр Овчинников. Он обрушил на стервятников такой огонь, что те заметно растерялись. Опомнившись, один «мессершмитт» зашел в хвост Овчинникову и сразу наскочил на огонь Александра Смирнова. Другого фашиста меткой очередью припечатал его стрелок — младший сержант Богудинов. «Тощий», кренясь на крыло, закувыркался к земле.
В этой кутерьме гитлеровские летчики отсекли несколько самолетов от основной группы и погнали прямо на свои зенитные позиции. Сумерки сгущались, и теперь еще отчетливее виднелись их сверкающие щупальцы. Облачка разрывов лопались все ближе и ближе. Глянув влево, я засек приближающуюся к кабине трассу. Работал рулями, чтобы от нее отвернуться скольжением, отчетливо услышал, как воздух расщепился от скрежета металла. Сгоряча не понял: меня полоснула зенитка или Николая Пушкина. Переворотом ушел на бреющий и, прижавшись к земле, через минуты две сделал горку. Только теперь определил визуально: лечу не в сторону своего аэродрома, а в сторону Харькова. Но там же немцы!..
Новый взрыв потряс машину. Мотор стал давать перебои. Стрелка указателя оборотов то прыгала влево, То в такт вырывающемуся изнутри глубокому вздоху подскакивала вверх. Штурмовик с каждой секундой «тяжелел», и управлять им становилось все труднее и труднее. Высота неумолимо падала. Уже отчетливо вырисовывались подковообразные позиции зениток, пулеметные гнезда. У дороги сновали немцы. Надо тянуть подальше от них, ближе к оврагу. В кабину хлестало гарью, горячим воздухом. Перед глазам» плавал едкий сизый дым…
— Пулемет к бою! Держись крепче! — крикнул я стрелку. Мне удалось немного выровнять самолет. Замелькали воронки, борозды, петли окопов. Зверская сила потянула от сидения, в глазах засверкали, замельтешили разноцветные круги, кровь из ноздрей потекла на подбородок. Я провалился в темноту. И нет конца этому падению.
Сознание вернулось, вложившись в считанные секунды: плен. Словно в тумане, около мотоцикла увидел сухопарого обер-лейтенанта с молнией на петлицах. Он ткнул в мою сторону руку и выдавил вопрос:
— Вы штурмовик?
Глотнув соленую слюну, я отрицательно покачал головой. Рука гитлеровца выразительно легла на кобуру парабеллума.
