— Я хочу задать вопрос, — ответил Саттон.
Кейс кивнул.
— Я полагаю, — сказал Саттон, — что в ваше время я уже написал книгу.
— Правильно, — согласился Кейс, — и, с вашего позволения, я должен сказать, что это очень откровенная книга.
— В вашем издании или в чьем-нибудь другом?
Кейс засмеялся.
— Конечно, в чьем-нибудь другом. Если бы она была в нашем издании, зачем бы мы вообще оказались здесь, в ваше время.
Саттон поднял брови.
— Я уже написал ее. Без чьей-либо помощи и чьего-либо совета… и без какого-то редактирования. А теперь, если я напишу ее еще раз и напишу так, как вы хотите, то могут возникнуть какие-либо осложнения.
— Нет ничего неопределенного, — осторожно возразил Кейс. — Нет ничего, что не может быть удовлетворено.
— А теперь, когда вы собираетесь убить меня, вообще не будет никакой книги. Как вы с этим поступите?
Кейс нахмурился.
— Это будет очень трудно и неблагодарно. Но мы как-нибудь справимся и с этим.
Он снова поднял пистолет.
Саттон пристально вглядывался в своих врагов.
— Они не будут стрелять, — сказал он себе. — Это блеф. Пол холодный…
Кейс нажал на спусковой крючок.
Могучая сила, словно удар огромного кулака, обрушилась на тело Саттона и отбросила его назад, так что покосилось кресло, на котором он сидел, и поплыло куда-то, как это случается с кораблем, попавшим в магнитную бурю. Огонь охватил его мозг, и он почувствовал агонию, впившуюся в него своими когтями, и эта боль потрясла каждый его нерв, царапала каждую его кость. Была одна мысль, одна ускользающая мысль, за которую он пытался ухватиться, но она вырывалась из его разума, как угорь из пальцев.
— Изменение, — вдруг ясно сформулировалась мысль, — изменение, изменение.
Он почувствовал происходящее изменение, чувствовал, как оно начинается уже в то время, когда он умирал.
И смерть была такой мягкой, черной, прохладной, сладкой и, в то же время, вызывающей чувство благодарности к ней. Он погрузился в нее, как пловец погружается в прибрежный прибой, и волна накрывает его и удерживает его тело. И он почувствовал пульсацию и биение того, что, как он знал, не имеет границ, и в то же время это потрясло его до самых невообразимых глубин.
А на Земле остановился психометр, и Кристофер Адамс впервые 0 жизни отправился домой, прежде чем окончился его рабочий день.
