— Так смени.
— Ха, тоже сказал. Спасибо, что хоть этот есть. О лучшем и мечтать не приходится, а по инструкции сейф полагается. Буду приноравливаться.
Когда дело дошло до конфет, он долго шелестел блестящей оберткой, то сворачивал, то разворачивал, явно нервничал. Потом произнес:
— Понимаешь. Подпись генерала Грызлова стоит дорого.
— Это как?
— Так!
Он взял бутылку, разлил остатки вина:
— Не за красное же словцо кого-то сопхнут, а тебя поставят?
— Сколько?
— Тысяча долларов.
— Да ты что?!
Громов выпил, отвернулся и начал жевать конфету.
— Это еще ничего. Я понимаю, что по жизни перед тобой в долгу, но. Мне вот пришлось свою машину продать. Деньги надо раздобыть. Сплавь узбекам свою «тачку». Тебе ведь неделю сроку для чего дали?
— Теперь понятно, — казалось, еще чуть-чуть и стакан лопнет в моих побелевших от напряжения пальцах. — Эх, Громов, Громов, мы ли это? Да видно, обстоятельства складываются не в нашу пользу.
— Значит, согласен. Вот и ладненько, — облегченно вздохнул Громов, которому предстояло пересказать Гнилюку итоги разговора, — если какие возникнут предложения, нюансы, звони. И не обижайся!
— Чего обижаться, когда родина становится уродиной.
На улице сеялось нечто мелкое, нудное и отвратительное. И город настойчиво продирался сквозь эту отвратительность, намокший, продрогший, усталый и совсем не обеспокоенный тем, что кто-то сравнил его дома с ворохами теперь уже подернутых сизой плесенью шинелей.
К трамвайной остановке около усеянного черными точками ворон городского парка не спеша весело дилинькал, заставляя шарахаться автомобили, трамвай с надписью «Зеленый Луг — ж/д вокзал», и я машинально побежал к нему: на вокзал так на вокзал!
***
— А мне утром божья коровка на кофту села. Ходила корове сено давать, а она откуда ни возьмись прилетела, села и поползла, — мать, несмотря на поздний час, потому как поезд прибыл в наше Крестыново около полуночи, радостно хлопотала у газовой плиты, — ну, думаю, это к гостям. А вот к каким, поди догадайся. Всех перебрала, кому осенью сидеть дома не по нутру, так и не додумалась. А в обед стала перед иконой, начала молиться и сразу о тебе вспомнила. Выходит, правду сказала мне Матерь Божия. А в Минске что слышно? Надя написала, что вы переезжать туда собираетесь? Или, может, не в Минск, может, бог весть куда, по нынешним временам? В Минск, это хорошо, это почти рядышком. Не сравнить с тем Чирчиком. Вот когда ты в Кобрине служил, так я себе и беды-горя не знала. Хоть вы ко мне, хоть я к вам.
