— Да, покатилася торба с великого горба. Стержень вынули — сломался. — Вынес ему вердикт Парамыгин. Это был страшный приговор. В полку это понимали.
***
— Брат, выручай, срочно надо машина!
Звонил полковник Анатолий Гульман. Был он заместителем начальника службы горюче-смазочных материалов округа. В этой должности пережил все пертурбации, связанные с периодом полураспада, как говорил он, а затем и с полным распадом страны. Остался в этой должности, но уже в объединенном штабе частей, входивших в состав армии Российской Федерации и временно дислоцированных на территории Узбекистана. Нового начальника еще не назначили, и Гульман исправно выполнял более высокие должностные обязанности, проявляя завидное рвение. Наши служебные пути пересекались, когда полк вывели из Афганистана, а Гульман прибыл из подмосковного Клина. Жил он в однокомнатной квартире по соседству, а поскольку семью перевозить не торопился, то частенько заходил к нам перекусить, и что особенно импонировало Надежде, был малопьющий человек.
— Понимаешь, у него спирт в канистрах, а он ни капли в рот. Вот еврей так еврей!
Однако во всех документах имелась запись, что Гульман белорус, и я был тому свидетелем.
— Всем покоя не дает этот «ман». Да бог с ним, с «маном», может, кто и был в роду, не без этого, но ты на мой фэйс посмотри, — и смешливо дергал себя за нос, — вот лучшая вывеска: нос картошкой — душа гармошкой. Какой же я после этого «жид»? — И декламировал: — «. а хто там ідзе, у агромністай такой гра- мадзе? Беларусы!»
Он знал много стихотворений на белорусском языке и всю купаловскую поэму «Курган».
Его жена несколько раз прилетала посмотреть, как у супруга дела. Приятная, неунывающая хохлушка пришлась моей Надежде по нраву. Когда местные острословы намекали, что у ее Анатоля еще не пропало мужское достоинство, заразительно смеялась:
— Даже если с узбечатами приедет в Клин, все равно он мой, и всем другим, кто с ним будет, место найдется. То, что под моей крышей, все мое!
Гульман заправлял полковым бензином мою «восьмерку» под завязку, и я возил женщин по рынкам, магазинам, а затем он с большой помпой отправлял жену в очередном транспортнике, при этом всегда выбирал тот, который летел в Клин. Загружал в самолет коробки, большие и маленькие. Наставлял: «Вот это для тебя, это для наших из Клина, это для москвичей. Я позвоню, и они приедут». Долго целовал, обнимал, а когда садился в машину, облегченно вздыхал: «Столько дел, а она прилетела и как по рукам связала!»
