Потерянная Россия | страница 15



Среди испуганных оказался глава Временного правительства Г. Е. Львов. Деликатный миротворец, устраивавший и левых, и правых, он вынужден был срочно просить об отставке, а уходя, сказал: «Для того, чтобы спасти положение, надо было разогнать Советы и стрелять в народ. Я не мог этого сделать. А Керенский это может». И предложил его вместо себя. Но Львов ошибался: «разогнать», «стрелять» — означало выступить диктатором. Гуманист и демократ Керенский, решительный противник любой диктатуры, сделать этого тоже никак не мог. Он и против бунта Корнилова, как увидим далее, выступил только для того, чтобы не дать восторжествовать диктатуре генеральской, которая, как считал он, пострашнее любой другой.

8 июля был сформирован второй коалиционный кабинет, который был объявлен как «правительство спасения революции». В нем Керенского избрали председателем с оставлением за ним поста военного и морского министра. В состав коалиции наряду с известными (Н. В. Некрасов, М. И. Терещенко, А. В. Пешехонов, В. М. Чернов) вошли также восемь новых политических фигур, представлявших все слои общества. Однако и этому кабинету не удалось вывести страну из состояния разрухи, войны и противоборства полярных политических сил.

Встревоженный более чем когда‑либо, Керенский созывает Государственное совещание (оно проходило 12–15 августа 1917 года в Москве в Большом театре), где выступает с речью — самой исповедальной из всех, какие он когда‑либо произносил. «Какая мука все видеть, все понимать, знать, что надо делать, и сделать этого не сметь!» — воскликнул он и на целую минуту замолк, борясь с волнением. В этой паузе любимец толпы позволил залу впервые почувствовать, сколь сильна и опасна переживаемая им «агония воли».

Вернувшись в столицу, он жалуется Савинкову: «Я умер, меня уже нет. На этом Совещании я умер».

В те же дни И. А. Бунин записывает в своем дневнике:

«13 августа. Кажется, одна из самых вредных фигур — Керенский. И направо и налево. А его произвели в герои.

14 августа. Царские почести Керенскому, его речь — сильно, здорово, но что из этого выйдет? Опять хвастливое красноречье…» (Бунин И. А. Собр. соч.: В 6 т. Т. 6. М.: Худож. литература, 1988. С. 372).

И действительно: желаемого результата совещание не дало; не прошло и месяца, как снова понадобилось перетасовывать правительственные портфели: 26–30 августа страну всполошил мятеж Корнилова. Даже и сейчас историки осторожничают, когда рассуждают о том, кто же был более прав: доблестный генерал, вовлеченный в политические распри, или все‑таки Керенский, не менее генерала желавший России избавиться от терзавших ее смут и стать демократической, свободной республикой?