– Ты лжёшь! – заорал Давентри. – Бранфорд был лучшим из сыновей, почтительным и послушным. Ты всегда завидовал его силе и положению в обществе. Как ты смеешь клеветать на него, когда он не может себя защитить!
– Он был почтителен только по отношению к вам, да и то потому, что все деньги находились в ваших руках, – возразил Рендалл. – По отношению же ко всем остальным он был жесток и вел себя по-скотски. После его смерти вы выдвинули против Джулии обвинения, из-за чего от неё отказался отец. – Он крепче сжал её руку. – И всё-таки, несмотря на то, что вы и Каслтон пытались с ней сделать, она сумела выжить. Теперь она моя жена, и я не позволю вам причинить ей хоть какой-нибудь вред.
– Итак, эта хитрая потаскушка совершенно заморочила тебе голову своей ложью. – Давентри уставился на Джулию, рот его горько скривился. – Выглядит она всё такой же юной и невинной, как в день, когда выходила замуж за моего сына. Но уж не вини меня, когда она решит, что ты ей надоел, и убьёт тебя, как и его.
Терпению Рендалла пришёл конец, но первой взорвалась Джулия:
– Довольно! – Выпустив руку мужа, она шагнула в сторону Давентри – хрупкая женщина, пылающая гневом. – Двенадцать лет назад я сочла, что скорбь не даёт вам судить здраво, но с меня хватит! – выплюнула она. – Бранфорду почти удалось убить меня. А прошлым летом вы сами чуть не убили Рендалла своим пренебрежением, злясь на него. Бранфорд был безумен, и я жалела его почти так же сильно, как и боялась. Но вы, сэр, вы – не безумны! Вы эгоистичное, надменное, жестокое животное, и это гораздо хуже любого безумия!
– Знал ли ты, Рендалл, что твоя добродетельная повитуха – столь опасная мегера? – отшатнулся от неё Давентри. – Если ты веришь её лжи, то ты ещё больший дурак, чем я думал!
– Желаете увидеть доказательство того, что творил ваш невинный благородный сынок? Смотрите сами! – Джулия оторвала фишю[37] от платья, выставляя на обозрение жуткие шрамы на верхней части груди. – Бранфорд вырезал свои инициалы на моём теле в ту ночь, когда чуть не убил меня. – Её голос понизился до еле слышного шёпота. – В ту ночь, когда он бил меня ногами до тех пор, пока я не потеряла ребёнка, которого носила. В ту самую ночь, когда он умер.
– Святые небеса! – ахнула графиня, прикрыв рукой рот.
– Вы сами сделали это, чтобы вызывать жалость, – после ошеломлённого молчания произнес Давентри, но уверенности в его голосе не было. Он не мог отвести взгляда от шрамов.
