— Дядя, а дядя, — обратился он с вопросом к помощнику, — скажи, хорошо ли ты играешь на рояле?
Тот вытаращил глаза — дикий вопрос!
А писарь как ни в чем не бывало:
— Если не играешь, то научись, великим пианистом будешь, пальцы-то твои, что мыши от кошки, в разные стороны разбегаются, быстрота, ловкость-то какая!
Помощник посмотрел на свои дрожащие пальцы и — рассмеялся. Теперь уже спокойно, то и дело улыбаясь, он закончил починку.
Погиб наш юморист героически.
К штабу полка прорвался фашистский танк. Сидевших на нем автоматчиков сбили пулеметными очередями, а с самой машиной ничего поделать не могли. Она моталась взад и вперед, давила народ, наводила панику. Тут писарь внезапно вскочил на заводскую стену, а оттуда — на спину стального чудовища, быстро закрыл смотровую щель. Танк завилял. Когда потерявший управление танк, наткнувшись на гору кирпича, остановился, наши бойцы вытащили из-под гусениц раздавленное тело писаря.
А прежде смелым его никогда не считали.
Но вернемся к нашему рассказу. Фашистские шпионы не раз проникали на нашу передовую. Был и такой случай.
…Странно, но даже и в нашем расположении жили мирные люди. Сталинградцы любят свой город и в самых тяжелых условиях не желали расстаться с ним. Своеобразен был героизм этих людей. Живя в подвалах, рискуя жизнью, они не решались покинуть родные развалины и очень гордились этим. Мы смотрели сквозь пальцы на их пребывание, хотя был строгий приказ переселить всех граждан за Волгу. Каждый боец старался поделиться с этими людьми своим пайком.
В маленьком блиндаже одного из многочисленных оврагов, на участке дивизии поселилась странная женщина. Даже возраст ее не определишь. Замухрышка какая-то. Лицо не то смуглое, не то грязное. Волосы растрепаны, сползают на лоб. Жила одиноко, ни с кем не общаясь.
Как-то утром, выйдя на берег, Гуртьев увидел, как она прямо из Волги набирает воду. В это время подходил катер с бойцами. Вдруг начали падать фашистские мины в реку. Некоторые из них, не долетая до реки, шлепались на землю. Казалось, минута-другая — и катер потонет.
— Бедная, как бы ей помочь, — сказал мне комдив.
Я послал к несчастной разведчика. О чем они разговаривали, мы не слыхали, но поняли одно: она никак не хочет расстаться со своим коромыслом. Напрасно пробовал боец ей помочь — отказывалась. А шла медленно, хотя мин вокруг падало много. Наконец она скрылась в овраге.
— Товарищ полковник, это немая. Проводил ее, а она и говорить со мной не пожелала, — доложил вернувшийся разведчик.
