Он ощущал за собой силу закона, но не возражал против вторжения, принимая боярские правила игры. Он даже бровью не повёл, когда Щавель развернул к себе литую скульптурную группу и внимательно её изучил. Огромный герой в островерхом шлеме с конским буланом вздымал правой рукою калаш, левую опустил на рукоять кривой сабли. Позади, держась за полы шинели, отиралось пятеро героев поменьше, едва ли достигая маковкой до пояса.
– «Камраду Едропумеду респектище! Хан Беркем», – прочёл Щавель гравировку на пьедестале. – Вот даже как… Ты сам в Орду ездил к хану на поклон или гонцы доставили?
Выдержка изменила Едропумеду. Ростовщик подобрался в кресле, опустил глаза.
– За что тебя хан наградил? – спросил Щавель.
Едропумед молчал.
– Что ты стяжаешь средства на железную дорогу, я знаю, – равнодушным голосом внёс ясность старый командир. – Купцы мне в красках поведали. Как занимали, как ты проценты к сумме долга причисляешь, как товары задарма сливаешь на торгу ради превращения в звонкую монету. Придётся тебе ответить, зачем понадобилось срочно собирать деньги прямо сейчас, в форсированном темпе выбивая долги у всех подряд.
Недрищев сглотнул слюну.
Из-за окна донеслись гневные вопли пьяной толпы. Директор встрепенулся, прильнул к стеклу, обернулся, побледневший.
– Народ поднялся, – пролепетал он.
На губах Едропумеда расплылась торжествующая улыбка.
* * *
Есть в графском парке томный пруууд,
Служанки там гребууут.
Служанки там гребууут.
Гре-бууут…
Струны задумчиво и печально стихли. Обеденная зала взорвалась рычаньем и криками речной сволочи. Барда хлопали по спине, каждый старался поднести ему пива, а Филипп только зырил на Лузгу и похабно скалился. «Висельная баллада» имела успех у водников, которые были согласны даже на петлю, лишь бы не утонуть. Нельзя было не отметить конъюнктурное чутьё подлого музыканта. Воровка, отмеченная клеймом Водяного царя, закачалась на суку, а не попала в объятия волн, что привело в восторг коноводов и гребцов. Они тоже надеялись обмануть судьбу.
Лузга приуныл. Бард умело растоптал победу в словесном состязании, умалив её донельзя. Хотелось пристрелить наглую тварь. Лузга протиснулся к Филиппу, подёргал за рукав.
– Дай бухла, уважь нахала, – потребовал он и, получив от щедрот полную кружку, жадно присосался, осушив большими глотками.
Когда в кабак ворвался молодец в чёрном кафтане, Жёлудь ощутил на лице ветер перемен.
– Братва, выручай! – заблажил гонец. – Опору нашу гнобят злые гады! На Едропумеда Одноросовича наехали варяги и чурки с севера! Грабют, рушат святой Дом! Спасайте, бродяги. Всех награда ждёт!
