Так что я уже знал в общих чертах, что интересует Гошина, знал и ждал, что он меня вызовет, и даже облегченно почувствовал, переступая порог кабинета декана. Кирьякова не было, за его столом сидел Гошин и что-то писал, усердно склонив голову к плечу.
Я сел, не дожидаясь приглашения, сел на диван, поглубже, положил руку на круглый валик и забарабанил пальцами по его плюшевой спинке. При этом я вспомнил об Олеге, о его непринужденных, свободных манерах, и подумал, что держусь, пожалуй, не хуже, чем он. Жаль только, валик был мягкий, а то Гошин услышал бы, как я выстукиваю «Турецкий марш».
— Как дела, Бугров? — сказал Гошин, дописывая страницу, и улыбнулся.
— Какие именно?— сказал я и тоже улыбнулся.
Я решил, что буду улыбаться, чего бы это ни стоило.
Пусть думает, что хочет, а я буду улыбаться.
— Так, вообще,..— мельком взглянув на меня, сказал Гошин.— Как дела, как жизнь?..
— Отлично,— сказал я, улыбаясь еще шире.— Как всегда, отлично, Аркадий Витальевич.
Он взялся за пресс-папье и осторожно промокнул написанное.
— Очень рад,— сказал он.— А то я подумал, уж не заболели ли вы...
— Что вы,— сказал я,— Аркадий Витальевич. У меня прекрасное здоровье!
— Рад за вас,— сказал Гошин, заталкивая ручку в пластмассовый стаканчик, из которого, как пики, торчали карандаши.— А то мне кто-то сказал, что вы ушли вчера с моей лекции потому, что плохо себя почувствовали.
Это Оля Чижик, подумал я, вечно ее тянет за язык...
— Мне очень жаль,— сказал я,— мне действительно пришлось уйти с вашей лекции, но болен я не был.
— Так,— сказал Гошин.— Так-так-так ...— Он нагнулся, открывая ящик, что-то переложил в нем и снова захлопнул. Он все время находился в движении, что-то доставал, открывал, листал, складывал — маленький, юркий, быстрый,— и вопросы свои бросал как бы между прочим, невзначай.— Так-так-так... Но с лекций Сосновского вы не уходите?..
— Что вы,— сказал я,— ведь у нас еще не ввели свободное посещение!..
— Правильно,— сказал он,— не ввели... А чем же вам, все-таки, особенно нравятся лекции Сосновского?
— А что в них особенного?— сказал я.— Такие же, как у всех. У Василия Филимоновича, кстати, гораздо больше стройности. У него все по пунктам: а, б, в и так до конца алфавита. Или, к примеру, Вероника Георгиевна...
— Значит, вам не нравятся лекции Сосновского?
— Нет, отчего же... Мне все лекции нравятся.
— А когда и почему вы впервые попали к Сосновскому на квартиру?..
— Почему?— сказал я.— Не помню. В тот вечер, на банкете, мы столько пили за творчество Сизионова, что я просто не помню.
