Москва...
Но когда-нибудь я еще вернусь, я вернусь обратно и на белом коне процокаю по ее площадям и бульварам!
Так говорил я себе тогда, глядя с верхней полки на мелькавшие за окном километровые столбы.
И вот — белый конь стоял передо мной, он бил копытом и высекал искры,
— Через месяц, в начале марта...— сказал Олег.— Но ты подумай, я не тороплю...
Она показалась мне веточкой, у которой за ночь облетели все листья: такой тонкой и слабой была ее шейка над белым воротничком, так осунулось ее лицо, только глаза потемнели и стали еще огромнее. Я видел, как она теряется, не понимая, отчего я не подхожу к ней. Только утром на секунду столкнулись мы в толчее раздевалки и тут же чьи-то головы и плечи разделили, растолкали нас в разные стороны.
После третьей лекции меня пригласил к себе Гошин.
Я уже был подготовлен к этому. Дима в общих чертах рассказал мне, о чем они вчера беседовали. В самых общих — я не особенно расспрашивал. Мне было неловко его расспрашивать после вчерашнего, после нашего разговора с Олегом, хотя, разумеется, о нем никто ничего не знал. Но я до того паскудно чувствовал себя, когда он заговорил о Гошине, что притворился, будто все это меня мало интересует.
Но Варя в один из перерывов увела меня в дальний конец коридора, где находились лаборатории биологов и до рези в глазах воняло формалином. Но из-за малолюдства она выбрала именно это место.
— Вчера со мной разговаривал Гошин,— сказала Варя. — Я хотела тебе рассказать об этом, но я не могла при девочках.
— Понятно,— сказал я.— Кто его знает, что еще это за девочки. Может быть, это совсем и не девочки, а...— Меня разозлила таинственность, которую она на себя напустила, таинственность и этакое удрученно-ответственное выражение утиного ее носика.
— Ты напрасно смеешься,— сказала она обиженно.— Он спрашивал о Сосновском, просил принести записи его лекций.
— Ну и что же?— сказал я.— Неси. Прочтет, авось поумнеет.
— Я должна отнести. Я ведь комсорг.
— Какое это имеет значение?— сказал я.— Я давно знаю, что ты комсорг. Ну и что же? Я-то здесь при чем?
— Он о тебе тоже спрашивал. В каких ты отношениях с Сосновским. Мне Маша рассказывала, что вы к нему заходили...
— А этого никто и не думал скрывать,— сказал я.— Заходили. И не раз.
— Я просто хотела тебя предупредить.— Она поджала губы.
Я вспомнил, как с точно таким же невозмутимым лицом она вчера скользнула взглядом по смятой Машиной постели.
— Спасибо,— сказал я,— Ты можешь не беспокоиться. У тебя нет абсолютно никаких причин беспокоиться. И пойдем отсюда. Тут можно задохнуться от вони.— Мне и правда показалось, что меня стошнит, если я пробуду здесь еще хоть минуту.
